Эффект преломления

— Ну а чего ж хотела госпожа? — говорила мольфарка. — Ребенка носила, столько крови в родах потеряла. Вот и аукнулось.

Эржебета лежала на подушках, ощущая, как уходят последние силы. Даже дышать было тяжело.

— Ничего, ничего, госпожа, — утешила Дарволия. — И на этот раз вылечим ваш недуг. Надо только средство сильное. Свежую кровь.

Замок Чахтице, август 1585 года от Рождества Христова

— Ох, болезные, — причитала Пирошка, — ох, на горе пришли из деревни в замок…

— Как-то им теперь, — подхватила Агнешка. — В подвале колдуньи-то…

— Вот ведь смотри, совсем недавно их из деревни в услужение взяли, и тут же в подвал… Чем они так уж успели провиниться?

— Да какая вина… захотелось лидерке проклятой — и отвели девок на муки.

— Подобраться-то туда можно? — вытаращила глаза Пирошка. — Хоть одним глазком глянуть.

— Тю, дурная! Чтоб и тебя туда посадили? — фыркнула Агнешка. — Нет уж, видать, такая судьба у девок. А наше дело крайнее: ничего не видим, ничего не слышим.

К подвалу, где держали трех новых служанок, действительно невозможно было подойти. Тяжелая кованая дверь была заперта на большой замок, а перед нею день и ночь караулил Фицко со своей сворой — десятью огромными, свирепыми черными псами.

— Прячься! — прошипела Агнешка, толкая подругу в темный угол.

Мимо прошла Дарволия, держа перед собою большой глиняный горшок, в котором курились какие-то едко пахнущие травы.

— Пойдем посмотрим, Агнеша! — взмолилась Пирошка. — Душа у меня не на месте. Может, там ничего страшного-то и нету, а мы напридумывали…

— Ладно, что с тобой делать, — проворчала товарка.

Дождавшись темноты, они подкрались к окошку, которое выходило из подвала в укромный угол двора. Встали на колени, заглянули внутрь.

Это было гораздо страшнее, чем картина, увиденная служанками много лет назад. Три девки лежали посреди подвала на топчанах, графиня терзала их тела большими щипцами, вырывая куски плоти. Несчастные были связаны, а для надежности каждую из них держали — Йо Илона, Фицко и Дорка. Рты у служанок были завязаны, и девки могли только хрипеть, когда их касалось безжалостное железо. Тела всех трех были покалечены так, что живого места почти не осталось. Свежие раны сочились кровью.

Дарволия бродила по подвалу, окуривая каждый уголок и бормоча заклинания.

— Прут! — крикнула графиня, надевая рукавицу, и Фицко услужливо вложил ей в ладонь раскаленную полосу железа.

Зашипела под каленым металлом плоть, удушливо запахло паленым мясом. Девки заметались, заходясь в хрипе. Пирошка не выдержала, зажала рот рукой, побежала прочь.

— Видала теперь? — догнала ее Агнешка. — Ведьма она и убийца! А ты молчи, коль не хочешь на их месте оказаться…

Трое суток спустя темной ночью из замка через потайной ход вынесли три свертка в запачканной кровью холстине.

В ту же ночь в дом отца Иштвана Мадьяри постучались. Заспанный священник отворил дверь и отшатнулся: на пороге стоял омерзительный горбун, окруженный стаей черных псов. Фицко, вспомнил отец Иштван, его зовут Фицко, это слуга графини Надашди. Выглядел уродец так пугающе, что отец Иштван хотел было запереться от греха подальше, да не успел.

— Ее светлость прийти просили, — басом проговорил карлик. — Погребальный обряд провести…

Погребальный обряд? Посреди ночи? Священник не имеет права отказывать в свершении таинств. Отец Иштван взял молитвенник и двинулся вслед за Фицко. Тот легкой тенью скользил по темноте, за ним бесшумно неслись демонические собаки. Горбун уводил священника все дальше от дома, и — внезапно понял отец Иштван — от замка Чахтице.

Он уже решил, что карлик замыслил недоброе, и мысленно молился о спасении, как вдруг Фицко остановился и сказал:

— Здесь.

Горбун раздвинул еловые лапы, и перед отцом Иштваном открылась небольшая поляна. Посреди нее была вырыта яма, вокруг которой с факелами в руках стояли служанки госпожи Надашди — Дорота, Йо Илона и Ката.

— Где же сама графиня? — спросил священник.

— Не господское это дело — чернь хоронить, — хохотнул Фицко. — Да ты ступай, ступай к могилке, святой отец. Тебе за это воздастся.

Уже не сомневаясь, что его ждет страшное, отец Иштван шагнул к яме. На дне ее он в свете факелов сумел разглядеть три свертка, полуприсыпанных землей. С одного из них сдвинулась холстина, и наружу высунулась посиневшая, покрытая ужасными ранами рука.

— Давай, святой отец, — голос Фицко звучал угрожающе. — Читай. Сколько нам еще здесь торчать?

Отец Иштван дрожащим голосом прочел молитву. Фицко наскоро забросал яму. Йо Илона сунула священнику тяжелый, приятно позвякивающий кошель:

— Золото.

Тут же три служанки растворились во мраке. Фицко исчез последним, напоследок бросив:

— Забудь эту ночь…

С этими словами горбун растаял вслед за женщинами, с ним в темноту скользнули собаки. Казалось, не было никаких похорон, был лишь страшный сон, а все эти люди отцу Иштвану примерещились.

Только холм могильный был. Священник, спотыкаясь, бросился прочь. Полночи он проплутал по лесу. Выбрался уже на рассвете, забежал в дом, закрылся на засов и долго просидел, сжавшись в комок.