Эффект котика

Полагаю, можно не объяснять, что отставной полковник Ашер ненавидел этот костюм почти так же сильно, как стихи, которые, согласно договору на геройскую деятельность и лицензии, обязан был декламировать.

Лео Ашер, при всех его достоинствах – а их у полковника спецподразделения, пусть и в отставке, было немало, – писал очень хреновые стихи:

Смирись, злодей, бесполезно орать,

Я пришел тебя покарать!

И это был еще не худший пример его поэзии.

Вот, например, еще:

Ты воскликнуть успеешь «ой»,

А я ударю тебя ногой!

В его оправдание несколько раз Ашер пытался использовать в геройской речи чужие стихи, но ему пришлось прекратить это делать, когда Человек-Плагиат пригрозил, что подаст на него в суд за воровство чужого образа.

Стихи самого Ашера, мало того что были ужасны, еще и стоили своему создателю творческих мук, сравнимых разве что с пыткой каленым железом.

С тех пор, как судьба и Генератор Случайных Образов сделали его Человеком-Поэтом, Ашер убивал на написание плохих стихов не меньше часа в день, и каждый раз это было мучительно. Мучительнее было только заставлять себя не отлынивать и действительно что-то придумывать. Как правило, он сочинял стихи, когда больше не мог находить для себя отговорок отложить это на потом, то есть во время работы или непосредственно перед ней.

Как, например, в тот момент, когда он сидел на крыше и наблюдал за подозрительным мужиком, пытавшимся вскрыть замок.

Я пришел сражаться за Справедливость…

Мне не нужна…

«Гадливость»? «Бодливость»? «Сопливость»?

С рифмами у Ашера всегда были особенные проблемы.

– И кого же я здесь вижу? – а еще у него всегда были особенные проблемы с другими супергероями.

Дело в том, что оплату герои в Детройте получают только за предоставленных преступников, после того, как суд признает тех виновными. То есть мало того, что деньги выплачиваются не всегда и с огромной задержкой, но еще и сама система поощряет нездоровую конкуренцию.

– Не может быть, – пока мы отвлеклись, на крышу выбрался высокий поджарый супергерой в желто-малиновом костюме, и устроился рядом с Ашером. – Здравствуй, Человек-Поэт. Какая встреча. Я написал бы по этому поводу пару строк, но не хочу отбирать у тебя хлеб.

– Иди нахер, Мистер Несправедливость, – мрачно огрызнулся Ашер, уже прекрасно зная, что последует дальше.

Он был прав:

– А разве ты не должен говорить стихами?

Эта фраза с огромным отрывом лидировала в списке вопросов, которые задавали Человеку-Поэту при встрече, и, как правило, приводила Ашера в состояние почти неконтролируемой ярости.

– Так что ты там говорил? – непроизвольно посягая на образ Капитана-Самоубийцы, продолжил Мистер Несправедливость. – Я, похоже, тебя не расслышал.

Ашер заскрипел зубами, пытаясь придумать достойный ответ, и, наконец, выдал:

– Заткнись, Мистер Несправедливость,

Иначе получишь в…

– Куда? – заинтересовался тот. – Не томи, мне крайне интересно, куда же я «получу».

«В морду ты получишь, – мрачно подумал Ашер. – Желтым резиновым сапогом. Жаль, я не додумался наступить им в говно по дороге на работу».

Ответить так ему не позволяли договор и лицензия, зато, по крайней мере, эти мысли подсказали ему рифму:

– Заткнись, Мистер Несправедливость,

Иначе получишь в гадливость, – сымпровизировал Ашер.

Воцарившееся после гробовое молчание нарушали звуки проезжавших по соседней улице машин и приглушенные ругательства подозрительного типа внизу.

– Знаешь, Человек-Поэт, – прочистив горло, сказал, наконец, Мистер Несправедливость, – иногда я думаю, что, если бы ты издавал свои стихи, я бы их купил. Потому что такой шлак должен быть увековечен.

Ашер ничего не ответил ему, потому что не знал, как вымучить из себя подходящие строки. Все его творческие силы ушли на рифму «несправедливость-гадливость».

Подозрительный тип у табачного магазина напротив продолжал копаться с замком. А потом еще и еще.

Ашер и Мистер Несправедливость все это время внимательно за ним наблюдали.

Час спустя Несправедливость все-таки спросил:

– И давно он там возится?

Вопрос, дорогой читатель, был очень важным. Дело в том, что супергерои по законам Детройта имеют право применять силу только к преступникам уже совершившим правонарушение. То есть Ашеру и его коллеге приходилось сидеть и терпеливо ждать, пока действия подозрительного мужчины в темной одежде превратятся хотя бы в незаконное проникновение, потому что на тот момент они не тянули даже на вандализм.

– Полтора часа, – угрюмо отозвался Ашер, мысленно поклявшись себе, что если мудак потребует от него еще один стих, то получит желтым резиновым сапогом в морду.

Но, видимо, какие-то зачатки чувства самосохранения у Мистера Несправедливости были, потому что он только спросил:

– Скажи, а этот мужик не кажется тебе смутно знакомым?

Ашер равнодушно пожал плечами, потому что ему было на самом деле все равно, какого преступника ловить, но потом все-таки присмотрелся.

И то, что он увидел, заставило его вскочить с места и настроиться на очень серьезный разговор по душам с мудаком в темной одежде.

– Ну и какого хрена? – спросил Ашер уже на земле и в двух метрах от незадачливого грабителя.