Ее Звали Карма

Карму часто оставляли дома одну с маленьким Мусой. Поначалу он плакал, потом попривык и уже безо всяких трудностей оставался с нянькой и на целый день. Та не столько смотрела за ним, сколько играла, пытаясь научить его ходить, лепить из мягкой глины шарики и человечков, но он все рушил, размахивал пухлыми ручонками и довольный смеялся, демонстрируя свои четыре зуба.

Малыш был само очарование. Он не капризничал, ел хорошо и спокойно засыпал на руках у Кармы. Во время его ангельского сна она смотрела на мальчика и думала, что у них с Берджу тоже мог бы быть вот такой Муса, кучерявый с карими глазками. Пока вернувшаяся к жизни путешественница смотрела за хозяйским сыном, его родители в море недалеко от берега ловили рыбу.

— Уж больно нянчишься ты с Кармэ, — стоя в качающейся лодке, возмущалась мать, обращаясь к сыну, тянущему сети. — Чем она занимается? Только глядит за мальчишкой! А по хозяйству от нее никакого проку.

— Чего это вы, мать, разговорились? Надо будет, все станет делать. Не причитайте под руку, молчите давайте.

— Я то молчу. Мне положено молчать. Но вот чего ты молчишь, словно рыба? Пусть стирает, в доме прибирает. Пусть еду готовит, пока мы в море. Она чай не гостья, а служанка. Где-то ты- господин, а с ней — будто овца. Покажи ей, кто хозяин в доме.

— Вы вовсе не помогаете мне. Тяните сеть и помалкивайте. Без вашего указа знаю, как сладить со своими женщинами.

— Уже и в жены ее метишь? Узнают люди — засмеют.

— Уймись мать. Довольно. Только и знаете, что целыми днями изводите меня своей болтовней. Боле не пойдете с нами в море.

— Испугал! Хм! Да будет хоть кому еду сготовить для вас.

— А то ли мы голодом сидим?

Ширин молча вынимала из сети запутавшуюся рыбу и откидывала в корзину, не встревая в перепалку между мужем и свекровью. Последнее время старуха оставила ее в покое и переключилась на Кармэ. А до появления служанки в доме все ей, несчастной, доставалось. И за то, что из бедной семьи, и за то, что калым лишь посудой да небольшим ковром взяли. И не было этой старой дела до того, что мать с отцом отдали с Ширин все, чем сами обжились. А старуха все бесновалась. Малость приутихла лишь после рождения внука. Потому Ширин было жалко чужестранку: на себе все испытала.

А та уложила Мусу на топчан под деревом, смастерила над ним полог из нескольких веток и старого платка и принялась чистить черепки да горшки, а после развела огонь в дувало, стала тесто замешивать на лепешки, как показывала ей Ширин.

От хлеба, рыбы и фиников с молоком Карма быстро оправилась от голода; лицо посвежело, округлилось. Приютившие люди ее не обижали. Только старая хозяйка все косо поглядывала на нее. Чтобы хоть как-то отблагодарить этих людей, она стремилась помочь им чем могла: стирала за малышом, готовила нехитрую простолюдинскую еду, нянчилась с ребенком. Если бы у нее были деньги, она облагодетельствовала их как следует, но средств таких не было, и она довольствовалась тем, что сама лично могла сделать для этих бескорыстных людей.

Время шло. Месяц пролетел, и глазом не успела моргнуть. Все хорошо, но ведь надо идти дальше. Вот только языка она не знает, в городе ни разу не была, даже то самое пресловутое море не знает в какой стороне находится. Рассказать бы ей о своем деле Ширин: она вроде ласковей остальных к ней относится. Бежать надо, а то не ровен час в рабыню превратится.

К полудню вернулась семья. Старуха что-то бормотала себе под нос, а Мустафа с Ширин удалились в хижину.

Карма посмотрела на них и стала собирать на стол приготовленный обед.

— Завтра я один пойду в море. Мать останется с мальцом, а ты возьмешь Кармэ и вместе пойдете на базар, — сказал Мустафа жене, когда они вошли в хижину.

— Хорошо. Будь по твоему, дорогой.

— Сегодня ночью я приду к тебе. Как мать уснет, приходи под дерево.

— Да, Мустафа, — улыбнулась Ширин и положила голову на грудь мужа.

В эту ночь Кармэ не спалось. Ей слышались голоса, но о чем они говорили, она не понимала. Гнетущее и тревожное состояние подняло ее с подстилки и вытолкнуло на порог хижины. И снова раздались тихие голоса и притом совсем близко. Она посмотрела по сторонам. Но в кромешной темноте разве увидишь что? «Неужто я схожу с ума?» — подумала она. Но очередной шорох, а потом последовавшие за ним томные вздохи и стоны утвердили мгновенно возникшую догадку: это молодые хозяева уединились здесь во дворе, чтобы не смущать остальных домочадцев и самим расслабиться и получить удовольствие от интимного общения друг с другом.

Карма вернулась на свою лежанку и закрыла глаза. Какое было блаженство чувствовать Берджу, слышать, как колотится его сердце рядом со своим, ощущать его поцелуи и объятия…Нет! Она открыла глаза. Нет. Не нужно думать об этом. Не нужно. Но как запретить собственным ушам слышать провоцирующие звуки во дворе? Ах, если бы можно было убежать!