Ее Звали Карма

Вечереет. Запалили костры. То тут, то там слышны песни да смех. Молодежь расселась вокруг большого костра и затянула песни: девчата запевают, парни подхватывают. Молодые милуются, парами по лесу гуляют, венки плетут, по реке на лодках катаются, а Катерина сидит одна в своей светлице у распахнутого окна и грустно глядит вдаль, на огоньки костров.

Как бы ей хотелось сейчас туда, к ним — к подружкам и друзьям — петь песни, прыгать через костер, водить хороводы, слушать были и небылицы и просто сидеть у огня с Берджу, чувствуя, как он сжимает ее ладони в своих…

В светлицу вошла нянька и поставила корзину с ужином на резной стол. Катерина упала ей в ноги.

— Евдокия, пусти меня на свет божий! — взмолилась девушка.

— Что ты, княжна! Подымись. Бог с тобой, ласточка моя!

— Няня…

— Что ты, дочка! Государь приказал не выпущать тебя.

— Выпусти, умоляю! Пожалей меня, несчастную…

— Не велено. Не велено выпущать. Я б с радостью. Но батюшка приказал…

— А ежели он тебе прикажет удушить меня, ты тоже исполнишь волю его?

— Что ты такое говоришь?! Пожалей меня, старуху. Ведь князюшка не пощадит меня, коли я упущу тебя. Что я могу поделать? Не убивайся так. Вот, поешь, золотко. Покуда батюшка запрет не сымет, сидеть тебе здесь, моя милая, — нянька погладила Катерину по голове.

По щекам княжны поползли слезы. Она поднялась с пола и присела у окна.

— Поешь, милая, — упрашивала женщина.

— Не буду. Лучше сгинуть.

— Не упрямься. Никто не увидит твоих терзаний, Катерина. Ничего путного не придет на пустое брюхо. Поешь. Тут и смородинка, и яблочки. Погляди: и хлебушко прямо из печи, и крынка молока прямо из-под коровы, и мед липовый, — проговорила Евдокия и вышла, снова закрыв дверь на замок.

— Берджу-у… — простонала Катя в темноту. Потом соскочила и, подбежав к двери, стала барабанить в нее кулаками.

— Отворите! Выпустите меня отсюда! Выпустите!

— Успокойся, Катерина! Усмири пыл свой. Не велено выпущать тебя на волю. Не велено. Смирись и утихни! — раздался голос Евдокии за дверью.

Княжна прижалась щекой к дубовой двери и беспомощно сползла на пол; закрыла лицо руками и, продолжая сидеть у двери, разрыдалась, вздрагивая всем телом.

Берджу также не сумел вырваться. Еще задолго до гуляния он начал собираться, но мать остудила его пыл.

— Сынок, ты бы помог мне…

— Что, матушка?

— Нужно шерсть вычесать.

— М-м, — задумался парень. — Да-да, хорошо.

Парама вытянула из-за шторы огромную корзину. Увидев это, сын сразу же поник. Но, тяжело вздохнув, стал быстро орудовать руками, изредка поглядывая в окно.

— Ты торопишься куда?

— Да нет… — отмахнулся юноша.

— Не торопись, там еще две таких корзины, — успокоила мать.

— Что?! Но…ведь нынче скачки…

— Помоги матери: я одна не управлюсь.

— Да, матушка… — совсем расстроился Берджу. — А…можа это завтре сподручнее переделать, а? — умоляюще, с надеждой в глазах, спросил он.

— Да кабы так…А то ведь это нужно нынче завершить, потому как к завтрему все должно быть готово.

Берджу безнадежно опустил голову и продолжил выполнять работу теперь медленно и безразлично…

* * *

Рассвет Катерина встретила у окна. Дверь тихонько отворилась, и в опочивальню вошла Евдокия.

— Почто голубка моя поднялась в такую рань? — удивилась нянька и тут заметила неразобранную постель. — Да ты никак и вовсе не ложилась?! — всплеснула она руками. — Девонька моя, почто изводишь-то себя так? Да государь-батюшка ужо снял наказание-то.

— Няня, — Катерина обняла женщину и заплакала.

— Что стряслось? Отчего же страдает моя маленькая княжна? Ну? — она заглянула в заплаканные глаза девушки.

— Не хочу я замуж за боярина. Не хочу, няня.

— Смирись, дочка. Супротив отца нельзя идти. Грех это. Ты знатного роду, и мужа надобно тебе равного…

— Сил моих боле нет…

— На все Божья воля, голубушка.

— Никто, никто не понимает меня! Тошно мне! Свет белый не мил…Ня-

ня-я, — она уткнулась лицом в жилетку Евдокии и заплакала.

— Что же я могу сделать для тебя, радость моя?

Катерина вмиг перестала плакать и подняла на нее покрасневшие глаза.

— Ты же знаешь Берджу? — шмыгала носом Катя, стирая слезы.

— Да как же мне не знать-то его.

— Погоди…

Княжна соскочила со скамьи, достала кусок бересты и, нацарапав стилом несколько слов, отдала свернутое послание Евдокии.

— …Вот, снеси ее Берджу. Дождись, покуда он один будет, и отдай ему. Только пущай сразу даст ответ. Уразумела?

— Ой, княжна, — с укоризной покачала головой старая женщина. — Уразумела я, уразумела.

— А где горница его, знаешь?

— Знаю, милая, — невесело ответила нянька и вышла.

Берджу сидел возле корзины и со дна доставал кусочки шерсти. Мать

забрала пустые корзины и понесла их в хлев к подмастерьям. Евдокия дождалась, когда Парама отошла подальше, и шмыгнула в коморку к Берджу.

— Берджу, я от Катерины. Вот. Только гляди быстро и тотчас давай ответ.

Юноша быстро развернул послание.

— Думай шибче…Ну, так чего передать-то? — волновалась нянька.

— Я буду. Буду непременно.

Евдокия вышла из комнатушки и поспешила к княжне. А Парама тем временем вошла в хлев.

— Вот, порожние… — она поставила пустые корзины на землю.