Ее высочество Аномалия

1 день Каштанового цвета

Шуалейда шера Суардис

Этой ночью ей снились очень странные сны. Какой-то страшненький скелет пел ей серенаду и дарил алые розы; светлый и темный шер почему-то сидели на дереве и резались в кости; под деревом кто-то клацал зубами и тоскливо выл; отвратительная карга в алом платье танцевала с принцем Люкресом хоетту; мама гладила Шу по голове и обещала подарить лошадку, но Шу плакала и звала кого-то, чье имя забыла, но кто был ей очень-очень нужен…

Он пришел под утро, когда Шу тревожно ворочалась в постели и прислушивалась к тоскливому вою за окнами. Шу не видела его, только почувствовала его присутствие – просто стало тепло и спокойно. Даже вой в саду затих, сменившись предрассветным щебетом и кваканьем.

– Спи, – шепнул он, легко касаясь дыханием ее закрытых глаз.

– Я сплю. Ты мне снишься?

– Да. А ты – мне. Я ужасно соскучился по тебе, моя нежная Гроза.

– Я знаю, кто ты. – Она улыбнулась и провела ладонью по его скуле, задела пальцем губы. – Тебя зовут Дайм.

– Мне нравится, как ты произносишь мое имя, – шепнул он, и Шу ощутила, как шевелятся его губы. Странное, удивительно теплое и интимное ощущение. Безумно приятное.

– Скажи еще раз, Шу.

– Да-айм, Дайм шер Дюбрайн, – повторила она, наслаждаясь его удовольствием и вдыхая его запах: сосен, моря, капельку оружейного масла и совсем немножко мокрой травы и пота. – Я сплю, и ты…

– Мы снимся друг другу, – сказал он, щекоча дыханием ее губы.

– Снимся, – согласилась Шу.

Во сне все наконец-то стало просто и понятно. Есть светлый шер Дайм, его она видела в Тавоссе, он писал ей письма и приходил к ней в Уго-дель-Риу. Он любит ее, а она – его. И есть его брат Люкрес, который похож на Дайма, но на самом деле совсем другой. Он только притворяется влюбленным, и он не нужен Шу. Совсем-совсем. И притворяется он плохо, у него глаза холодные и злые. А у Дайма – ласковые, они похожи на просвеченное солнцем море. И под этим солнцем ей вдруг стало жарко, и губы пересохли, и безумно захотелось дотронуться, приникнуть к нему…

Шу не поняла, как они оба оказались в постели, но точно знала – именно так правильно. Вместе. Обнаженными. Правильно – это чувствовать губы Дайма на своей коже, стонать и гореть от его прикосновений, и когда голова кружится и дыхание захватывает, словно их обоих несет огромная океанская волна…

Дайм ласкал ее неторопливо, изучая каждый изгиб ее тела – на ощупь, на вкус, словно слепой. И она открывалась ему, бесстыдно позволяя любоваться и восхищаться собой, трогала его – губами и ладонями, всем телом, и голова опять кружилась от восторга и чувства полета. Он весь был светом, чистой стихией, драконом с белыми крыльями – и в то же время живым мужчиной из плоти и крови… Это было так сладко, так ярко и невыносимо прекрасно, ощущать биение крови в его жилах…

Она прослеживала их губами – синие вены на его шее, над ключицей, в сгибе локтя и на запястье… Мощные, крепкие запястья, совсем светлые, не загорелые, с мягкими рыжеватыми волосками и выступающими жилами, с огрубевшей от клинка кожей на ладонях. Она поцеловала каждую мозоль, слушая его приглушенные стоны и шепот:

– Шу, моя Шу, о боги, я люблю тебя!..

А потом он резко выдохнул – и перевернул ее на спину, подмял под себя. Она застонала от накатившей волны удовольствия: чувствовать вес его тела, твердые мускулы его плеч и бедер, крепкую хватку его рук на собственных запястьях – и сладкую истому в собственном теле. Нежную, тягучую, требующую подчиниться и отдаться сейчас же, немедленно, принять его в себя всего, целиком! Всю его силу и нежность, его страсть и ласку, весь этот исходящий от него свет, свет, пронизывающий ее насквозь, наполняющий ее – и выплескивающийся вовне, этот прекрасный бесконечный свет!..

Она кричала, когда он входил в нее, обжигающе горячий, необходимый до боли, до фейерверка перед глазами. Она вцепилась в него руками и ногами, она требовала – еще, Дайм, еще, мой Дайм! Мой!.. Ей казалось, каждым мощным толчком он вбивает ее в землю, и она сама становится землей, и водой, и воздухом, и огнем – им самим, его телом и даром, его светом и тьмой, врастает намертво, так, что невозможно разъединить…

А потом свет и тьма слились в одну вспышку, выжгли все мысли и чувства, оставив одно-единственное ощущение счастья.

Быть вместе.

Быть едиными.

Просто быть.

Шу проснулась с ощущением счастья и наполненности – светом, бытием, чем-то невероятно прекрасным и невыразимым словами. Правда, немножко ныло все тело, но это была очень сладкая боль. Шу даже невольно потрогала себя – припухшие губы, ставшие слишком чувствительными соски… и живот… кажется… кажется, она хочет еще? Иначе почему внизу живота все так сладко скручивается и голодно пульсирует, а между ног влажно и все словно набухло? Ох, Да-айм…