Ее величество-Тайга.

— Так вот, закинул я антенну на березку, а сам в будку. Рацию настраивать. А она щелк да щелк. Думал, питание не подключил. Проверил. Все нормально. А рация и вовсе замолчала. Ни звука. Никак не могу выйти на связь с базой. И время на исходе. Выскочил наружу, глянул, а антенна на земле валяется. Я снова закинул. И к рации. Она зашипела и — снова молчок. Я опять к дереву. Гляжу — антенна обратно на земле. А с березы бурундук спускается. Внизу Акимыч до слез хохочет. Бурундука зовет. Я не понял, в чем дело. Но антенну закинул и наблюдаю. Бурундук вмиг вернулся и антенну сбросил. Я — к деду. Что это, мол, за шутки? Уйми своего зверя. Мол, на связь опаздываю. А он от хохота слова выговорить не может. Но бурундука поймал и все время, пока я с базой говорил, в рукавище его держал. А потом рассказал, в чем дело. Оказалось, взрывники решили наказать Акимыча за утраченную прогрессивку. Ну и заложили неподалеку от зимовья щепотку аммонита. Ночью подожгли бикфордов шнур и бабахнули. Конечно, взрыв был слабый. Не мог причинить никакого вреда. Только дед проснулся. В окно выглянул. Понял все и снова спать лег. Ребята под утро еще побудку старику устроили. А вечером пришли они в будку за добавочным шнуром, глядь, а он на мелкие куски порезан. Пригляделись, заметили следы зверушечьих зубов. Не поняли. Думали, что мыши так изголодались. Принесли новую «бухту». Наблюдать стали. Глядь, бурундук бежит. Прямо к шнуру. Кусь зубом — готово. Еще и еще. Да так быстро управляется, что завидно! Кое-как отогнали нахала. А он через несколько минут — снова. Ну, поймали кое-как. И с поличным — к деду. О сумме ущерба не смолчали. А лесник и говорит: мол, сами виноваты. Бурундук этот у Акимыча не первый год живет. Привык. Дружком стал. Дескать, когда вы взрывали около избы, он нашел обрезок шнура. Запомнил запах. По своему разуменью понял, что беспокойство от него исходило. Вот и решил устранить. А нынче все, что шнур тот напоминает, возненавидел. Вот и чинит помеху всем без разбора. За него, Акимыча, вступается. Скажи, мол, спасибо, что антенну твою не успел извести. Вовремя мы с тобой подоспели. Но его, зверя, не вини. Ребята виноваты в том, что бурундук шкодить стал. Он хоть и мал, а за себя постоять научился. Теперь уж трудно будет отучить. Не верит он вам. Хоть и зверь, — расхохотался радист.

…Утро уже наступило. Ясное, солнечное. Тайга вокруг базы тоже приукрасилась пушистым инеем, словно нарядом своим решила людей перещеголять. И теперь гордо посматривала на базу и людей.

А геологи торопились. До вечера надо покончить со всеми делами и не оставлять «хвостов» — забот на будущий год.

Отмывшийся в бане Шамшала сиял теперь, как новый пятак. В чистой рубашке, наглаженном костюме, он совсем не походил на тракториста. И жена, увидев в нем прежнего Сережку, подобрела, перестала браниться. Что ни говори, свой муж всегда самый лучший. Не беда, что все остальные дни года от него за версту соляркой несет, зато всегда знаешь — хозяин домой идет.

Правда, самому Сереге дурную службу запах служил. Зайдет он к мужикам выпить, а жена — тут как тут. По запаху находила. Хочешь не хочешь, приходилось домой идти. Вздыхал. Стакан на столе нетронутым остался. А жена, как в насмешку, подсунет дома стакан чаю. Пей, говорит. Это полезно. И пил Серега, пряча грустные глаза. Ох и баба у него! Злей рыси. И чему мужики завидуют? Повар! Кулинар! Ну и что?! Без промочки-то любой бифштекс вкуса не имеет. А она не понимает. Супами да котлетами пичкает. Сухой закон в доме установила. Никакие уговоры не помогают. Столб бездушный, а не баба! Милиционер. Только без нагана. Раньше какой тоненькой да смазливой была. Теперь — не обнять. Серегу, смех сказать, из очереди за шиворот вытащила, когда он за бутылкой стоял. Взяла его под мышку, как тряпку, и так домой через всю базу принесла. Он потом целый год людям в глаза не мог смотреть от стыда. А вот теперь прихорашивает его. Но ведь он не елка! Мужик! Знал, что и за столом не даст она ему выпить вторую рюмку. Отнимет. Да еще скандал учинит при всех. С нее станется. Но уж лучше уступить. Самому. По-хорошему. Может, потом дома разрешит. Хотя жди от нее…

А жена все хлопотала. Все что-то делала. Не присядет. У Сергея даже на душе тоскливо стало.

— Да хватит тебе сновать! Ну сядь же ты! Дай хоть посмотрю, какая ты у меня.

— Сейчас, — подбежала она к плите.

— Иди сюда.

— Чуть погоди, — оттаскивала ребенка от утюга.

— Да одень ты их. Поведу погулять, покуда управишься, — не выдержал Шамшала.

— А не напьешься?

— Зачем себе же праздник портить? — махнул он рукой безнадежно. И вскоре вместе с детьми вышел из землянки.