Ее величество

«При чём здесь порочная страсть Федры? Ты меня еще Медеей обзови, – рассердилась Эмма. – Нет, у меня не малодушие, а неумение противостоять нахрапистости и подлости».

«Я так оценила уровень твоих эмоций», – оправдалась я, поняв, что Эмме в таком состоянии не до понимания моей иронии.

– Ну и тип этот Федька! Эксклюзив, аналогов ему среди моих знакомых нет! – зло выдохнула Инна, откинулась на подушку, привычным движением отбросила волосы со лба и тяжело прерывисто задышала.

– Из-за меня ты «уболтала» себя. Прости, – смутилась Жанна.

Но Инна уже продолжила рассказ.

…«Ссоры, мелкие размолвки – это нормально. Главное, чтобы они не заканчивались для тебя безутешной обидой. У Федьки-то утешительниц хватает, – брякнула я, не подумав. И тут же пожалела о своей ставшей уже автоматической привычке «цеплять за живое», потому что Эмма сразу замкнулась и отгородилась от меня обидчивым молчанием, пробормотав: «Не бери на себя слишком много. Потрудись выбирать выражения. Мне нечего тебе больше сказать». Она была еще слишком ранима.

«Какая уж тут изысканность чувств и слов… Прости, я не хотела тебя задеть. В горе кому-то легче, чтобы от него все отстали, а кому-то необходимо, чтобы близкие люди более открыто выражали свое сочувствие. Поверь, тебе надо выговориться. Опасно уходить в себя, отделяться от людей. Тоска и обиды – голодные звери, которые могут тебя сожрать. Одиночество и желание побыть одной не одно и то же. Так и запить можно. Понимаешь, бывает кризис творческий, духовный и личностный. Последний – самый страшный», – упрашивала я Эмму. Но была наказана за бестактность.

«Женщина у нас – символ надежности. Я как-то услышала фразу: «Вожжи России в руках женщин» и подумала, что это не комплимент нашим мужчинам», – попыталась я снова разговорить Эмму, но она больше не открылась.

Я разозлилась, но не стала ей напоминать о том, что еще до свадьбы предупреждала ее о скрытности и уклончивости, лежащих в основе характера ее жениха, что он низкий, бесчестный и что хватит она с ним горя, наплачется. Пожалела. Я, помнится, чтобы разрядиться, в тот день на Федьку свое раздражение направила. Сказала ему, пока Эмма была на кухне: «Ты как тетерев-глухарь в период тока – ничего не видишь и не слышишь, кроме новой тетёрки. Шалопутный. Ты недостоин Эммы».

– Я не раз тонко подводила наш разговор именно к этой неприятной теме, намекала, что ее обожаемый жених страдает болезненной гордыней, что такие хлыщи, если начинают глядеть налево, то уже никогда не заканчивают. А она смеялась: «Любовь сильнее гордыни. Служить тому, кого любишь – счастье». По себе его мерила. Она вообразила, что мои слова – очередная хохма. Милая, наивная…

– Ну ты у нас провидица, Кассандра, – сказала Жанна. – Тебе, наверное, многие не могут простить того, что ты о них слишком много знаешь?

В ответ Инна только загадочно усмехнулась.

– …Ну, так вот, прошло некоторое время, и опять Эмма мне звонит: «Не заговоришь судьбу. Федор будто сердце из меня вынул, он начисто стер желание жить, окунул в тревогу, в неуверенность, опустил в кромешный ад. Семья не должна быть колесом пыток, она нужна, чтобы людям жить легче было. Любить – значит, всю себя выкладывать перед любимым. Погружение в другого человека всегда сопровождается раздеванием собственной души. А он не открывается. Муж чувствует себя псом на привязи, но не оставляет нас в покое, не желает жить, как поется в одной бардовской песне: «Любовники – по рабочим дням, по выходным – отцы». Он приходит в плохое расположение духа не только по причине неготового ужина, но и от моего отсутствия в доме к его приходу с работы. Он, оказывается, всегда искал только моей заботы о нем, а я принимала это за любовь. Терпела, мирилась с его несносным вспыльчивым характером, хотя всё моё существо противилось этому. Я жалела его, думала, что он сам от него страдает. Правда, замечала нестыковки в моих оправданиях его поведения, но искать их причины у меня не было времени».

«Федька, как и его мамаша, не может жить без объекта для разрядки своего дурного настроения, ему требуется мишень для избиения, ему нужно кого-то изводить», – сердито утверждала я.