Ее последний герой

Итак, Городецкий. Наверное, пьяница, не без этого. Маргинал, опустившийся тип. На таких она насмотрелась. Наверное, придется раскошелиться. Но ста долларами не обойтись: запросит тысячу, а обрадуется – до сладкой дрожи – и трем сотням. Но, разумеется, будет торговаться. Потом начнет «гнуть пальцы», пыхтеть, как самовар, вспоминать о былом величии. Бравировать сегодняшней свободой, мол, сериалы не снимаю, ниже моего достоинства. Конечно, деньги пахнут. В эти минуты он благополучно забудет, как канючил гонорар за интервью. Станет обливать помоями всех: бывших коллег, и покойных, и ныне живущих «деятелей». Споет песню о погибшем и продажном кино, как без этого? Обвинит во всех несчастьях бывших жен и подруг, понесет по кочкам детей-сволочей. Покричит, поразоряется, покапризничает, может, даже поплачет. Натуральными крокодильими слезами. Вполне возможно, немножко попристает – прихватит за коленку, прибавив масла в равнодушные и давно остывшие глаза.

Но всем этим ее не проймет. Плавали, знаем. И все же он – величина. Патриарх, мастер. Свидетель тех лет и их летописец. Да и правда – истинная, настоящая – ей не нужна, так же как руководству и читателям. А нужны сплетни, чуть поджаренное или слегка потушенное, остренькое, приправленное соусами – это уже ее работа, и в ней она профи: и все в рамках приличий, такой формат. И все это надо тоже подать. Вкусно, ненавязчиво, не пошло, не пересолить, не переперчить. Читатель у них интеллигентный. Чуть что не так – сморщит нос и упрекнет в «желтизне». Нет, здесь не о том, здесь разбитая судьба, потерянное поколение. «Оттепель», «застой», «перестройка», суровые будни липового капитализма. Акулы-продюсеры, продажные актеры. Бесталанные сценаристы. Словом, творческая жизнь для честного и талантливого человека нынче невозможна. Ну и забывчивость зрителя, хамство чиновников, некомпетентность коллег и холод властей. Последние герои, где вы? Ау! А вот мы, тут! Это вы, коварные, нас забыли! У вас новые кумиры и новые предпочтения. Это вы променяли нас на других героев: киллеров, наркоманов, геев, предателей родины и любви. А мы – здесь, рядом. Живем плохо, трудно, но живем! А то, что плохо и трудно… зато вместе с вами, вместе с народом. А вы нас – на помойку! Нехорошо! И всем станет стыдно и обидно за прошлое поколение. И глаза нальются светлыми слезами воспоминаний и раскаяния. Что и требовалось доказать.

Цель будет достигнута, слеза выжата, и гонорар получен. Yes!

И дедушка Илья Максимович Городецкий будет счастлив: вспомнили о нас, ветеранах. И доллары свои, честно заработанные, побежит и сразу пропьет – громко, пафосно, со слезой, – созвав таких же, как он сам, калек. Загудит где-нибудь в ресторане – и поминай как звали. Пропьет все махом, разом. Хотя… Что там пропивать. Смешно, ей-богу.

Смешно и грустно, вот как это называется.

Позвоню с утра. Нет, лучше к вечеру. С утра пьющие люди не очень добры. Опять нарвусь. Попробую еще раз. А не сложится – найдем другого, понежнее и посговорчивее. Их, знаете ли… Вагон и маленькая тележка. Тех, кого ищут для рубрики «Они были нашими кумирами».

Она отложила ноутбук и, закутавшись в одеяло, наконец уснула, не слыша, как шаркает тапками снизу отец, разводя тесто для блинчиков («Анька так любит! С чайком и вареньем») на завтрак.

* * *

Илья Максимович Городецкий, известный режиссер, сценарист, красавец и бабник (все в прошлом), встал, как всегда, рано.

Во рту было мерзко, в голове – еще хуже. Жизнь стала для него невозможной тяготой, застрявшим обозом и даже наказанием. Он был из тех, кто счастлив только в молодости и в ранней зрелости, когда есть желания и силы. Дальнейшее существование он считал неразумным: человек в непродуктивном возрасте – обуза не только для окружающих, но прежде всего для самого себя.

Впрочем, «окружающих» в том самом смысле возле него не было давно. Он даже слегка бравировал этим: «Всех разогнал, пошли к чертям, никто не нужен».

В жизни Ильи Городецкого не было ни детей, ни внучков, ни жены. И кстати, друзей тоже. Когда все в его жизни обрушилось и накрылось, он пожелал остаться один. Впрочем, дело было не только в его пожеланиях – так сложилось. Последняя жена, вполне достойная женщина, уходя, бросила ему пророчески: останешься один, как бирюк. Без стакана воды для съемной челюсти.

Потому что дурак. Так и случилось, впрочем, по его собственной воле…

Все, кого он когда-то любил, ценил и к кому был привязан, исчезли, растворились, испарились. Кто-то точил на него серьезный зуб, кто-то беспомощно ковырялся в своих проблемах и бедах, кто-то вознесся и не захотел иметь дело с неудачником… С детьми не сложилось, женщины по-прежнему страшно обижались. Друзья… А были ли они на самом деле? Тоже вопрос.

И тогда он сказал вслух: «А пошли вы все!» И все, к его большому удивлению, пошли, причем довольно резво и дружно.