Ее первая любовь

Эллиот отчетливо увидел в ее глазах настоящую силу, присущую шотландским горцам. Ее пугал Эллиот Долговязый Макбрайд, но она хотела заполучить поросенка и внести свою лепту в ремонт храма.

– А сколько у тебя денег? – спросил Эллиот.

Девочка открыла грязную ладошку с двумя монетками. Одну из них он взял.

– Фартинг за поросенка – это прекрасная цена.

Эллиот вложил фигурку ей в руку. Довольная, она широко улыбнулась, повернулась и стремглав понеслась к ожидавшей ее матери.

– Поладили, да? – спросил мужской голос.

Эллиот поднялся и увидел улыбающегося пасынка сестры – Дэниела Маккензи.

Дэниелу уже исполнилось восемнадцать. Он был широкоплеч и высок, как отец, но ему было еще далеко до статности, которой обладал лорд Камерон. Фигура у него пока оставалась сухощавой, но через несколько лет сын будет вылитой копией отца.

– Я хорошо ладил с людьми раньше, – поправил его Эллиот. Он переставил несколько вещиц на прилавке так, чтобы заполнить пустоту, оставшуюся на месте поросенка.

– По-моему, вам это до сих пор удается. Значит, вас тоже завербовали сюда?

– Приказали. Я привык к этому в армии.

– По этой части ни один генерал не сравнится с нашими дамами, да?

– Пока не встречал такого.

Улыбка на лице Дэниела стала еще шире. Он очень походил на отца. Правда, в его янтарных глазах не было намека на тени, которые когда-то застилали взгляд Камерона и которые исчезли только с появлением в его жизни Эйнсли. Иногда Эллиот все же замечал их в глазах Камерона, но не у Дэниела.

С другой стороны, Дэниел был еще молод и жизнь не преподносила ему сюрпризов в виде трагедий. В восемнадцать лет Эллиот был таким же.

Молодой человек осмотрел вещицы, разложенные на прилавке: вязаные перочистки, салфеточки, странный набор из фарфоровых фигурок, часы, которые не ходили, книги без переплетов – в общем, все, что люди отрыли у себя на чердаках и решили пустить в дело.

Дэниел взял в руки часы и осмотрел их опытным взглядом.

– Такое занятие не для вас.

– Миссис Макбрайд хочет распродать все это.

– Их я возьму у вас в любом случае. – Он заглянул внутрь часов. – Мне всегда требуются запасные детали.

– Для часов?

– Для любых приспособлений, которые я собираю. Я изобретатель. И уже получил патент на систему блоков для трамвая.

Острый ум! Голова Эллиота в этом возрасте была заполнена мечтами о военных победах, о покорении наций, о том, как женщины будут восхищаться им, когда все будет кончено.

– Даю пять шиллингов. – Дэниел полез в карман, а потом кинул деньги в жестянку. И пожал плечами, словно извиняясь за собственное расточительство. – Это ведь на церковную крышу. Мне так объяснили.

– Я благодарен вам, – серьезно сказал Эллиот. – И моя жена благодарна вам. И церковная крыша благодарна вам.

Дэниел хмыкнул, а потом бросил на Эллиота такой же испытующий взгляд, каким рассматривал часы.

– Как вам семейная жизнь? Эйнсли говорит, что у нее камень с души свалился, потому что теперь за вами есть кому присматривать.

– Правда? Но моей сестре нравится разыгрывать из себя сиделку.

– Да, это верно. Теперь Эйнсли – моя мамочка и хороша в этой роли. Я обожаю называть ее мамочкой при всех, она от этого впадает в ярость.

Эйнсли была всего на одиннадцать лет старше Дэниела. Эллиот обменялся с ним улыбками.

Потом посмотрел в сторону шатра, возле которого толпились деревенские парни в ожидании, когда очаровательная Джулиана будет водить по их ладоням пальчиком, и улыбка у него исчезла.

– Дэниел, – обратился он к юнцу, – помоги мне толкнуть этот скарб.

Тот проследил за его взглядом в сторону шатра.

– Ах, миссис Макбрайд действует будь здоров! Пообещала мне, что я разбогатею и заслужу любовь прекрасных женщин. Она тоже знает, как поладить с людьми.

– Мы с тобой продадим все с этого чертового прилавка, – заявил Эллиот. – И священник умрет от счастья.

А потом Эллиот отправится в шатер предсказательницы и выгонит оттуда жаждущих сынков арендаторов грязной метлой.

– Прекрасная Джулиана должна будет нас расцеловать, – заметил Дэниел. – Меня, конечно, в щеку, как добрая тетушка.

– Заткнись и начинай торговать, – прорычал Эллиот.

Дэниел встал рядом с ним за прилавок. И, взявшись за дело, в течение следующего часа они вдвоем, как лучшие зазывалы в Ковент-Гардене, уговаривали публику подойти и купить их товар. Дэниел оказался на высоте. Эллиот забыл про свою нелюдимость, которую приобрел за время плена, и вспомнил, что значит быть молодым и дерзким.

– Вот перочистка, дорогая леди! – Дэниел протягивал какой-то женщине с корзиной через руку круглую, вязанную из ниток штучку. – А почему только одну, а не две или три? Разве вы пишете только одним пером?

– Посмотри на эту хрустальную вазу, парень, – уговаривал Эллиот кого-то из деревенских. – Поставь в них полевые цветы и подари своей девушке. Трещину вот тут почти не видно. Цветы наберешь у себя на лугу, а она живо напечет тебе ячменных лепешек.

Их прилавок быстро стал популярным. Деревенской публике нравилась их простецкая манера общения. В особенности женщинам, которые сгрудились вокруг них и стыдливо краснели в ответ на беззастенчивые заигрывания Дэниела.