Единство Империи и разделения христиан

Трудно определить какую–либо единственную причину, по которой традиция закрепила за Григорием титул «Великого». Если на варварском Западе его покровительство миссии в Англии и популярность его сочинений[594] (в этот период он был единственным папой, способным писать) и могли бы объяснить его популярность, то в самом Риме монашеский стиль его правления и духовности скорее мешал его престижу, так что в Liber pontificalis ему посвящена лишь сравнительно короткая заметка. Не было и официального его «Жития», пока папа Иоанн VIII (872–882) не заказал его диакону Иоанну[595]. На Востоке святой Григорий был обязан своей популярностью только греческому переводу папой Захарией (749–752) его «Диалогов», содержащих жития итальянских святых. Эта книга получила широкое распространение и принесла Григорию прозвище Dialogos в греческом и славянском мире[596]. Общий итог его жизни и правления был таков: личные контакты с духовенством всего мира от Грузии до Испании и от Англии до Египта, переписка с варварскими королями и королевами, подвижничество и нравственная неподкупность, дипломатическая мудрость и уравновешенность его личности, пастырская забота о бедных, чувство кафоличности Церкви—все это сделало его одной из величайших и наименее спорных «икон» или образцов христианского епископа.

Он родился около 540г. в знатной и благочестивой семье и унаследовал от своих родителей особняк на Clivus Scauri, склоне Делийского холма, и большие доходы. Будучи еще молодым человеком, он был назначен префектом города, и это дало ему опыт управления разоренной общиной, живущей под постоянной угрозой нападения лангобардов и неполноценно управляемой далеким имперским правительством в Константинополе. Около 573г. он отказался от своего поста, употребил свои доходы на создание в Сицилии шести монастырей и превратил свой собственный дом на Целийском холме в монастырь, посвященный святому Андрею, где сам стал простым монахом, подчиненным игумену Валентиону. Монастырское правило было то же, что и у святого Бенедикта, которым святой Григорий всегда восхищался как основателем монашеской традиции на Западе[597].

Хотя нам мало известно об образовании Григория, которое, вероятно, ограничивалось основами грамматики и риторики[598], он был одним из редких образованных людей в Риме и рано был призван на службу при папском дворе. В 579г. папа Пелагий II рукоположил его в диакона и послал как своего апокрисиария в Константинополь, где он прожил семь лет. Помимо естественной и определенной поддержки халкидонского православия, Григорий мало понимал богословские проблемы, волновавшие Восток. Он так и не выучил хорошо греческий язык[599]и продолжал даже в Константинополе жить в общине латиноязычных монахов. Это не мешало ему дружить с высокопоставленными людьми из окружения императора (где еще говорили по–латыни) и тогдашнего церковного мира. Так, например, испанский, вестготский епископ Леандр Севильский, тоже живший в императорской столице, поощрял Григория к сочинению его Moralia in Iob («Нравственного толкования на книгу Иова»).

Вернувшийся в свое римское монашеское пристанище, Григорий в 590г. был призван стать преемником Пелагия II, умершего от моровой язвы. Желая избежать этой чести, Григорий напрасно просил императора Маврикия не утверждать избрания.

В течение своего сравнительно короткого папства (590—604), несмотря на постоянно ухудшающееся здоровье, Григорий не прекращал энергичную и постоянную пастырскую деятельность. В самом Риме он использовал огромные средства Церкви для помощи больным и бедным. Будучи первым монахом на кафедре римского епископа, он укреплял дисциплину и нравственность духовенства в духе монашеской строгости, изгоняя светскость и мирские интересы (даже в области образования). Проявляя очень большую заботу о порядке в богослужении, он поддерживал сохранение местных традиций и создавал новые. «Сакраментарий» и «Антифонарий», носящие его имя, отражают эволюцию римского богослужения в его время, хотя текст их, как мы теперь знаем, является версией, переделанной более поздними папами. Музыкальная система, известная как григорианское пение, также традиционно связывается с его понтификатом. Однако папа сознавал опасность чистого эстетизма, очевидно, уже существовавшего в его время. Он запрещал диаконам петь что–либо, кроме Евангелия, и не допускал, когда в диаконы посвящали людей только благодаря голосу, не считаясь с их духовными и административными способностями.