Лицо Азаро исказилось. Он хорошо знал о черной магической башни, ведь еще не так давно, в Атросе, они захватили группу магов из этой организации и превратили ее в подношение. После того случая возросла не только паника среди магов, но и степень недоверия к представителям черной башни, члены которой просто исчезли во время нашествия монстров. Именно после того случая всех черных магов начали притеснять, и именно тогда они потеряли власть над империей Асквид.
Улыбнувшись, Адан радостно ответил:
— Кровожадно, опасно, мне нравится.
— Нашел алхимика?
— Пока что нет. — Быстро повернув голову влево, Адан устало выдохнул. — Но наткнулся на его следы в одном из дворянских домов, что я разрушил. Он определенно пытается скрыться среди знати, но пока что я не понимаю как. Они все его знают? Почему они оказывают ему почтение?
Явно игнорируя все всплывавшие у Адана вопросы, Глен строго предупредил:
— Нам нужен алхимик.
— Понимаю, понимаю.
Адан отмахнулся, отвернулся и вновь выдохнул. Он все так и не поднимался со стула, пусть сидеть на том все еще было довольно неудобно.
— Почему я должна делать это?
Моржана, возмущенно посмотрев на отца, отступила. В этот момент она как раз находилась в библиотеке, разбирая завалы книг, оставленных ею ранее для дальнейшего чтения.
Кеннет, с легкой грустью во взгляде посмотрев на дочь, замолчал. Он просто не знал каким образом можно было описать все то, что он чувствовал в этот момент. Как было лучше объяснить ту просьбу, с которой он к ней обратился.
Моржана, видя эту заботу в глазах отца, злилась еще сильнее. Ее раздражало именно то, что в этой ситуации подобное чувство было обращено не к ней, а к ее старшей сестре.
— Вы никогда не интересовались ни мной, ни моей жизнью, — строго продолжала говорить девушка. — Независимо от того, что происходило, Вам было все равно, если это не касалось Кэтрин. Так почему же сейчас вы пытаетесь что-то изменить?
Кеннет покачал головой. Правда заключалась в том, что он просил от Моржаны не чего-то простого и банального, а именно того, чтобы она перестала совершенствовать свои навыки и отказалась от возможности стать главой рода.
— Мор, я…
— Тем более, — продолжала говорить девушка, уже не выдерживая всего накала чувств в груди, — что Вы действуете только в пользу Джулианы. А о моих чувствах вы подумали? Быть все время второй, слушаться сестру, склонять перед ней голову — Вы этого будущего мне желаете?
Кеннет замолчал. На своем личном опыте, а также на опыте его жены, он прекрасно понимал, что значило быть последним. Когда у тебя было много братьев и сестер ты был вынужден либо соревноваться, либо опускать голову и падать ниц. В прошлом именно они с Шанной выбрали первый путь, так, о чем он мог говорить сейчас, когда речь шла о его детях?
Заметив растерянность в глазах отца, Моржана выдохнула. В отличие от своей старшей сестры, она совершенно не видела смысла в том, чтобы срываться на родителях. Она примерно могла представить себе, что чувствовал Кеннет, и потому пыталась контролировать не только эмоции, но даже выражение лица.
— Раньше я так и поступала, — чуть спокойнее добавила девушка. Приподняв голову, Моржана решительно взглянула в глаза отца. — Мне была страшна сама мысль о том, чтобы противопоставить что-то Джулиане. Я уважала ее как старшую, но, знаете, теперь мне все равно. Выживу я или нет, убью кого-то или же защищу, мне все равно. Я буду двигаться вперед несмотря ни на что, даже если при этом велик риск потерять голову.
Уверенно обойдя Кеннета, Моржана на мгновение остановилась, сжала руки в кулаки и уже куда стремительнее двинулась прямо в сторону выхода. Спокойным голосом она добавила:
— Это мой выбор и то решение, которое я приняла, отправившись в академию. Оставьте разборки за право наследования мне и моей сестре.
Удерживая в руках, казалось бы, небольшой, но все же теплый и мягкий сверток, Шейн молчал. Взгляд его был опущен, выражение лица казалось немного растерянным, ведь в этот момент тем, что он держал, был вовсе не неживой объект, а самый настоящий человек.
Малыш, укутанный во множество пеленок, практически не вертелся. На руках Шейна он спокойно спал и издавал лишь тихое сопение, которое для окружающих пусть и было практически неуловимо, но для самого парня слышно отчетливо.