Вспыхнула молния (и где-то близко), озарила комнату, и я заметил метнувшуюся на стену мою тень и увидел себя нелепо застывшим возле стула. Гром страшно раскололся над городом и покатился вдаль. Подхожу к окну и гляжу на завесу ливня, на круговороты пылящейся воды. А молния, кривая, красная, опять шарх — и все пошло искрами, блеском, пламенем — капли, тугие, косые струи, бурлящие лужи, крыши и деревья. И следом вновь гром грам! — бам! — бам! — бам! Расстрел, думаю я, расстрел его ждет, сволочь. Он знает… что улик нет, знает, думаю я. Улик нет — к делу непричастен… косвенные не пришьешь… и косвенных нет… припереть нечем… трудно взять. Да, думаю я, трудно взять. Жестокую надо хитрость… он агрессивный, инстинкт убийства развит, на третье пойдет… пойдет… пойдет… Кого ему подставить? — думаю я… Себя? Сашу? (Не звонит; чего он не звонит?)… Буйницкого — Буйницкому?.. Органиста — органисту?.. Ксендза — ксендзу?.. И так далее…
"Не везет!" — шепчу я и чувствую себя лисой, вздыхающей на виноград.
ДЕНЬ
В одиннадцать часов с машиной, прибывшей за Клиновым, приезжает Локтев. Во дворе райотдела под старой развесистой березой находится курилка — две скамейки и между ними врытая в землю бочка. Судя по чистоте — все травинки выщипаны, бочка блестит, словно начищена щеткой, — здесь проходят перевоспитание трудом задержанные Максимова. В этом стерильном уголке, огражденном от любопытных ушей, мы садимся, закуриваем, и Саша начинает свой рассказ с того момента, как он постучал в дверь квартиры Клиновых. Открыла Вера Васильевна. Локтев сообщил, что ее мужа нет в живых. Она упала в обморок, дети в плач. Он вызвал "скорую помощь". Телефон дома есть. Вообще, живут в достатке: три комнаты, гарнитуры, пара ковров, хорошее стекло — не бедные, нет. Вызвал друзей и сослуживцев, вернее, дети обзвонили. Прибыли друзья дома. Никто Локтеву не верит. Не верят, что Клинов не в Минске, не верят, что в костеле. То есть верят, но в глубоком недоумении, в голове у них это не укладывается. Прибывают с его работы начальник цеха (личный друг Клинова), председатель завкома, председатель цехкома, заместитель директора. И эти в недоумении. Начал поочередно беседы с пришедшими. В это время начальство распорядилось о создании комиссии, об оказании помощи, о грузовой машине на утро, о фотопортрете и так далее. Разговаривал с начальником цеха (друг убитого), с пожарным капитаном (старый друг убитого: в сорок пятом вместе пришли в пожарную часть рядовыми), с председателем завкома, с соседом по площадке (приятель по рыбалке), с родной сестрой вдовы, с самой вдовой (это уже ночью); посмотрел семейные фотоальбомы, имеющиеся в наличии документы (орденские книжки, грамоты, удостоверения); в качестве вещественных доказательств взял две телеграммы и снимок здешнего костела (любительский, на обороте надпись карандашом: 1968). Жена работает старшим продавцом в гастрономе, дочь учится в пединституте, стипендию получает.
Теперь последовательность событий, связанных с отъездом Клинова. В воскресенье из Ленинграда в десять часов утра была отправлена телеграмма следующего содержания: "Алеша Встречай четверг поезд 112 первый вагон Целую твой боевой друг Саша Данилов". Она поступила в Гродно в четырнадцать часов, а в шестнадцать была вручена Вере Васильевне. В семь часов вечера ее прочитал Клинов (в семь вернулся с рыбалки). Назавтра, то есть в понедельник, Клинов, придя на завод, просит срочно командировать его в Минск, объясняя цель поездки необходимейшими личными делами. Так он говорит начальнику цеха (личный друг). Клинов — старый работник, на отличном счету; ему надо — значит, надо; издается приказ — командировать со вторника. Вечером этого же дня он говорит жене, что его неожиданно направляют в командировку. "А как же твой Данилов?" — спрашивает Вера Васильевна, на что Клинов отвечает: "Значит, не судьба, — и добавляет: — Притом, Верочка, это было так давно… Не люблю я эти встречи. Ты и представить себе не можешь, как я ненавижу войну, век бы ее не вспоминал. Взрослые мужчины целуются, плачут, словно нет других дел. Нет, это нехорошо". И в понедельник же вечером уехал в Минск. Дальнейшее известно. Перед отъездом пообещал жене, что в пятницу позвонит.
В четверг из Ленинграда в четырнадцать часов была отправлена вторая телеграмма, текст ее таков: "Алеша приехать не могу жди письмо твой Данилов". Она поступила в Гродно в семнадцать часов, а Клиновым доставлена в девятнадцать. Ночью Локтев связался с ленинградским почтовым отделением, отправляющим телеграммы, получил домашний телефон Данилова и позвонил ему. Женщина (мать Данилова) объяснила, что Данилов (Александр Сергеевич) вчера вместе с женой улетел в Крым. Да, в Гродно собирался, к фронтовому товарищу, но побоялась потерять несколько дней отпуска. Данилов — инженер, работает на электротехническом заводе.