Единственный и неповторимый

Итак, в активе: первый лежит без сознания, второй, мыча от боли, пытается встать, но он уже не боец, третьего не слышно… а нет, заорал, может, ногу сломал? В пассиве: запоздалый адреналиновый тремор и понимание, что сваливать отсюда надо крайне быстро, но старика здесь бросать нельзя. Захватив баул, я нетвердой походкой пошел к деду. Подойдя к нему, я понял, что ошибся, на бомжа тот явно не похож. Волосы хоть спутанные, но чистые, одежда – какой-то балахон, порванный в нескольких местах, а самое главное запах. От старика исходит легкий, но уловимый аромат парфюма, а не обычная бомжатская кислятина. Он попытался подняться, но со стоном упал на спину, видно, хорошо ему досталось. На губах была кровь, пузырящаяся при дыхании – вот твари, неужели сломанным ребром легкое повреждено? Срочно к врачу надо! Я стер рукой кровавые пузыри.

– Дед, давай вставай, помогу до дома добраться, а там и «скорую» вызовем.

Старик произнес несколько слов, явно не по-русски. Откуда же здесь иностранец-то взялся? Блин, что же делать? Здесь я его точно не оставлю, «скорую» сюда не вызвать, да и мне с правоохранительными органами видеться не хочется. Старик, произнеся еще несколько слов и видя, что я его не понимаю, дрожащей рукой вытащил из-под одежды висящую на серебряной цепочке странную многолучевую звезду небольшого размера с красным камнем в середине. Зажав ее в кулаке, другой рукой сильно сжал мою ладонь и, заглянув мне в глаза, снова произнес какую-то фразу странным, виноватым тоном. Мою руку, в которую старик вцепился с дикой силой, пронзил холод. Словно в жидкий азот засунул! Сам-то я не совал, но по слухам знаю. В газете читал. Холод по руке заструился все выше и выше, достиг плеча, потом перешел на грудь и, наконец, заполз в самое сердце. В тот же миг мое тело пронзило, словно электрическим разрядом, я ослеп, оглох, меня выгибало дугой, кажется, я пытался кричать, но голоса своего я не слышал. Я вообще ничего не ощущал, кроме руки старика, впившегося в мою ладонь, и чертова рюкзака в другой руке. Сколько это продолжалось, я не могу сказать, но в какой-то момент меня особенно сильно тряхануло, рука старика разжалась, и все прекратилось.

Зрение и слух постепенно возвращались ко мне. В ушах стоял гул, голова раскалывалась на отдельные фрагменты, из глаз текли слезы, но, проморгавшись, я стал различать предметы. Первое, что я увидел, было смертельно бледное лицо старика. Глаза его были закрыты, и я еле уловил его дыхание. С трудом поднявшись, огляделся вокруг и обомлел. Мы находились не на Поле Чудес, а в совсем мне незнакомом месте. Сейчас поздняя осень, ветки уже голые, а тут явно просматриваются листья на деревьях. В сумерках мне удалось разглядеть метрах в трехстах от нас какое-то строение, и оттуда к нам с факелами в руках бежали несколько человек. Первым добежал рослый мужчина лет сорока в старинном камзоле. На поясе у него висел короткий меч в простых кожаных ножнах. Воин взглянул на лежащего у моих колен старика, на мои руки, испачканные в крови, черты его лица исказило бешенство. Одним движением он выхватил меч, и последнее, что я запомнил, – сверкающий клинок, летящий в мою многострадальную голову.

Глава 2

Случается, ты точно чувствуешь, что проснулся, еще до того, как откроешь глаза. Ты начинаешь слышать звуки и ощущать запахи, понимаешь, что рука у тебя затекла, так как ты проспал всю ночь, положив ее под голову. Тебе тепло и уютно под любимым одеялом и очень не хочется открывать глаза. Ведь стоит это сделать, как все прервется, надо будет вставать, умываться, завтракать и топать на работу. Всеми силами ты пытаешься оттянуть этот момент, но в твое блаженство нагло врывается мерзкий звон будильника. Начался новый день. Почему-то самая любимая мелодия утром в качестве будильника кажется грубой и резкой.

Будильника я не услышал. Его просто не было. Вообще вокруг меня почти не было никаких звуков, лишь откуда-то издалека доносилось тихое поскрипывание. В воздухе витал легкий запах лекарств, кто хоть раз был в любом медучреждении, никогда его не забудет. Лежу на чем-то очень мягком, да и укрыт теплым одеялом. Так, значит, я в больнице? Интересно, в какой? И что было вчера? Драка, старик, непонятный приступ и, наконец, тот мужик, который мечом крепость моей головы проверял? И если это так, то почему я еще жив? Может, надо глаза открыть, что-нибудь да и прояснится. Глаза открывать было немного страшно, денек вчера выдался не из легких, но, переборов себя, я это сделал.