Единоборец

Что это было? Знал ли пилот о возможности такого конца? Было ли это наказание за нарушение устава? Почему он так боялся оставаться сам? Я уже никогда этого не узнаю. Может быть, это были происки врагов, может быть, система защиты, разрушающая машину до того, как вражеские шпионы начнут выяснять секреты ее технического устройства? Или это были дикие стаи техно-хищников, живущие в лесах и обезумевшие от голода? Воющие по ночам в инфразвуковом диапазоне, воющие на рентгеновское изображение луны, которое остается на механической сетчатке их механических глаз? Каждое из предположений может оказаться правильным, но, скорее всего, не верно ни одно из них. Я просто не знаю. На самом деле мы ничего не знаем о мире, в котором живем – и вдруг я впервые ощущаю, насколько это страшно. Медленно, очень постепенно, этот мир стал совершенно чужд нам, он создал свои законы, свои правила борьбы и смерти. В этом мире пока еще остается место для нас, теплых и мягких, но с каждым годом это пространство сокращается, как шагреневая кожа или как замерзающая полынья на быстрой реке. Как скоро эта полынья замерзнет окончательно?

7

Я выхожу из лесу, и в этот момент срабатывает сканер опасности. До дома еще метров сто, но опасность возрастает с каждым шагом. В конце концов, сканер начинает пищать так громко, что даже действует мне на нервы. Я его отключаю. И так понятно, что в этом доме ничего хорошего меня не ждет.

Ночь тиха, и снег оглушительно скрипит под моими ногами. Звук такой громкий, что и глухой услышит. Кто бы ни был в этом доме, а подобраться к нему незаметно я не смогу. Да я и не стараюсь. Наверняка меня заметили еще тогда, когда я бросил самолет на верхушки деревьев. Шуму было предостаточно. Я поднимаюсь на крыльцо и прислушиваюсь. Внутри тихо. Никакого движения. Открываю дверь.

Они неподвижно сидят на полу, опираясь спинами на стены. Они опустили свои головы так, что я не могу видеть их лиц – почти свернулись клубками, как ежики. Их очень много, так много, что я даже не успеваю их сосчитать. Десять, двенадцать, шестнадцать, семнадцать. В комнате семнадцать боевых андроидов, устриц, каждый из которых вполне мог бы справиться со мной и в одиночку. Но один на один – это еще бабушка надвое сказала. Я бы рискнул сразиться с одной устрицей. Даже с двумя. Но семнадцать – это слишком.

Я вхожу в комнату, но они не просыпаются. Та поза, в которой они сидят, означает, что устрицы отдыхают или перенастраивают некоторые из программ. Конечно, это не делает их беззащитными или неспособными напасть. Просто они не спешат и продолжают заниматься своим делом. Я выхожу на средину комнаты и хлопаю в ладоши. Один из роботов поднимает голову. Если они бросятся на меня сейчас, то мне конец. Но я часто встречал устриц и хорошо чувствую, что они собираются сделать. Сейчас они не будут нападать. И не только потому, что они в плащах. Условная механическая психика устрицы очень проста и очень несовершенна. В них есть то, что с человеческой точки зрения кажется навязчивостью, навязчивыми движениями, ритуалами, странными и ненужными позами. Возможно, что это связано с плохой стыковкой их двух мыслительных систем. Устрица, которая не дерется, мыслит лобными долями своего маленького головного мозга; устрица, которая дерется, отключает головной мозг и мыслит только спинным. Это позволяет ей реагировать намного быстрее, – за счет того, что сокращаются пути для нервных импульсов. Именно поэтому они выполняют ритуал раздевания перед началом боя, им нужно время, чтобы настроиться, но кроме раздевания, есть еще много небольших, незаметных для непрофессионала движений, по которым можно определить, собирается ли устрица вступать в бой.

Эти пока нападать не собираются. По крайней мере, в ближайшие пять секунд. Я хлопаю в ладоши и смотрю на них. Один из роботов поднимает голову. Остальные продолжают сидеть в тех же позах.

Андроид поднимается и расправляет плечи. Это довольно крупный экземпляр, таких больших я еще не видел. Его рост примерно два метра двадцать или два двадцать пять. То есть, моя голова даже не достает ему до плеча. И он очень широк в плечах, что говорит об уникальной для этих роботов физической силе. Большинство устриц изготавливаются небольшими и юркими, – считается, что быстрота имеет преимущество перед силой.

Мы смотрим друг другу в глаза. Робот делает несколько шагов, затем нагибается и поднимает перевернутый стол. Он поднимает его легко, как пушинку. Потом ставит рядом кресло и садится в него.

– Уходи, – говорит он, – тебе здесь уже ничего не светит.

– А ты хорошо разговариваешь, – отвечаю я. – Отличная имитация.

– Мой мозг несколько больше стандартного. Потому что я руковожу звеном.

Он говорит медленно, старательно выговаривая каждый слог. Кажется, что он пережевывает слова, его челюсти движутся сильнее, чем нужно.

– Почему я должен уходить?