Единоборец

После этого я пробираюсь в верхнюю часть башни, к самому потолку, и осматриваю стену. Есть несколько непрочных мест. Мне удается расшатать неаккуратно вставленный кусок бревна. Это на всякий случай, если кто-нибудь не захочет пустить меня обратно. Потом выхожу через то же самое окно, сквозь которое вошел.

В моем теле вмонтировано несколько функций быстрого перемещения, но в густом лесу они бесполезны. Несколько раз мне удается воспользоваться антигравитационным генератором, для того, чтобы перепрыгнуть через большие завалы. Реку я перехожу по мостику. Рыбоподобные твари выпрыгивают из воды со всех сторон. Я ловлю одну из них на лету и разрываю пополам. Внутри вполне съедобная икра с приятным привкусом желатина и азотной кислоты. Я тоже человек, и мне тоже нужно есть. Насытившись, я отправляюсь дальше.

Вскоре я обнаруживаю, что в густом лесу гораздо легче передвигаться по ветвям, чем по грунту: не приходится продираться сквозь кустарник. Сейчас я ориентируюсь по запаху: наш с Кларой след останется в этом лесу еще на несколько недель. Потеряться невозможно. Вскоре я ощущаю запах постороннего человеческого тела. Постороннего, но знакомого. Я замираю на ветвях, стараясь стать невидимым. Через несколько минут я вижу процессию карликов, движущуюся под деревьями. Шесть человек, которые идут по моей тропе, но в обратную сторону. Они собираются поймать Клару. Придется с ними поговорить.

Я спрыгиваю с дерева, и поначалу они принимают меня за обезьяну. Кричат и машут руками, пытаясь меня прогнать. Я включаю фонарь, и они видят свою ошибку. Они достают короткие трубки, напоминающие простое оружие. Вряд ли их оружие может быть опасно для меня. Я, не обращая на трубки внимания, делаю шаг навстречу карликам. Несколько коротких стрел вонзаются в мою грудь. Все происходит так быстро, что я даже не успеваю удивиться.

5

Я открываю глаза и обнаруживаю себя на больничной койке из какого-то старого фильма. Обстановочка вокруг подошла бы началу прошлого века, она бы считалась нормальной даже в конце двадцатого. Я осматриваю свое тело и убеждаюсь лишь в одном: это определенно не мое тело. Оно вялое, как вареная колбаса. Это не может быть телом единоборца. Я проверяю движения и некоторые рефлексы. Все замедленно раз в десять, не меньше. Пошевелив пальцами, я убеждаюсь, что подвижность ограничена, как у паралитика. Во рту гнусный вкус. Это даже гнуснее, чем мясные консервы. Не зря древние люди были вынуждены чистить зубы по три раза в день. Вокруг только неподвижные предметы, и выглядят они довольно реально. Но эта реальность меня не обманывает. Сейчас придет кто-нибудь, вероятно, врач, и постарается убедить меня, что я на самом деле добропорядочный гражданин двадцатого или двадцать первого столетия, у которого было психическое расстройство: он воображал себя неким фантастическим единоборцем. У меня наверняка будет семья и куча детишек, которые меня жутко любят. Они очень обрадуются моему выздоровлению. У меня будет благополучная жизнь, с которой не хочется расставаться, хорошая работа, деньги, друзья и все остальное. Это называется майнд-ловушка. Она слеплена так, чтобы мне хотелось задержаться в этом мире подольше. Пока я буду здесь, мое бессознательное тело будут убивать там. Убивать всеми возможными способами. Пока я здесь, мое тело не может сопротивляться.

Я встаю с постели и бросаюсь к двери. Оборачиваюсь и фиксирую взглядом циферблат часов. Так и есть. Чтобы распознать майнд-ловушку, нужно смотреть на те предметы, которые движутся достаточно медленно. Они обычно прорисованы хуже всего, можно заметить подделку. Это связано с квантованной прорисовкой скоростей: скорости в майнд-ловушке всегда распределены по уровням, наподобие энергетических уровней атомов водорода. Основной уровень нулевой. Между основным и первым есть заметный промежуток, а все остальные промежутки поменьше. Поэтому профессионал всегда отличит ловушку от реальности. Я смотрю на минутную стрелку часов и вижу, что она слегка расплывается в своем, почти незаметном, движении. Часовая не движется вовсе. Наверное, мои глаза слишком примитивны, чтобы заметить ее перемещение. Я открываю дверь и наталкиваюсь на врача в халате. Позади него два дебелых санитара. Врач надевает на нос очки и с любопытством смотрит на меня. Если его сейчас хорошенько ударить, например, сорвать бровь, то под бровью окажется не окровавленная плоть, а непрорисованная пустота: все предметы в ловушке раскрашиваются только по поверхности. Я не проверяю свое предположение, учитывая двух санитаров и слабость своих мышц. Очки он надел. Может быть, у него еще и пенсне есть?

– Вы отстали от моды, – говорю я. – Очки не носят уже сто лет. Не носят даже неформалы.

– О, молодой человек, – отвечает он, – вы все еще во власти бреда. – Уверяю вас, сейчас вы находитесь в Москве две тысячи четвертого года.

У него располагающая внешность и он любит поговорить. Все это рассчитано на то, чтобы подольше меня задержать. Если он втянет меня в разговор, мои враги получат еще несколько минут.