Эдгар По знает по личному опыту, что каково бы ни было состояние наших чувств, оно нисколько не отражается на правильности нашего логического процесса; напротив, однопредметность ощущений придает ему еще большую силу, энергию, последовательность. Эдгар По объясняет механизм подобного процесса несколькими рассказами и, между прочим, рассказом об осторожной проделке человека под давлением пугающего чувства. Под смутным давлением боязливых предчувствий простое белое пятно на груди кошки представляется возбужденному человеку эшафотом и безумец под гнетущим его чувством ужаса совершает преступление. Но вот необыкновенно верно подмеченная черта: несмотря на убийство, лежащее у него на совести, на убийство жены, которую он любит, убийца спит спокойно. Другой безумец, отдавшись такому же странному, беспричинному, или, пожалуй, неразумному страху, замышляет убийство. И за что же он убивает? По чувству ненависти? — нет. Нужны ему деньги? — нет. Ему ничего не нужно; он даже любит старика, которого задумал убить. Его беспокоит глаз старика, светло-голубой с бельмом, точно глаз коршуна. Глаз этот не дает ему покоя, от него у него стынет кровь. Вы говорите — безумная идея. Да, безумная. Но ведь Эдгар По вовсе и не хочет говорить с вами об идеях разумных; он хочет именно показать те странные процессы, которые приводят к еще более странным результатам и к фактам, непонятным для людей, совершенно чуждых или даже и незнакомых теоретически с подобными душевными странностями и аномалиями. Как в первом рассказе, человек, убивший жену, спит счастливый и довольный, что его не пугает кошка, так тут человек, под непонятным чувством страха хищного глаза, сам не зная как, идет роковым образом на безумное убийство. Сумасшедший обнаруживает всю утонченную логику, направленную на исполнение замысла. "Вы думаете, я сумасшедший? разве сумасшедший был бы так расчетливо осторожен?" заставляет По восклицать своего героя, и именно этим вопросом и всеми подробностями логического процесса Эдгар По желает доказать, что сумасшедший способен более, чем кто-либо, сосредотачиваться на одной мысли. Никто лучше сумасшедших не умеет составить заговора и привести его в исполнение, вкрасться, когда нужно, в доверие, выказать с лукавой целью фальшивое внимание и влезть в душу, чтобы вернее обмануть. Мысль, сжатая в узких пределах, способна необыкновенно сильно концентрироваться, если для нее нет другой пищи. Поэтому-то ограниченный азиат десять раз обманет самого гениального европейца, и потом еще надсмеется над его глупостью. Логический процесс совершенно не зависит от чувства и от материала мышления. Сила этого процесса не в его внутреннем качестве; логическое движение мысли всегда и при всяких обстоятельствах в существе своего процесса, остается одним и тем же, и если в результате мышления азиата, сумасшедшего, гения получаются не одинаковые по своей важности выводы, то только потому, что во всех трех случаях логике пришлось обрабатывать разнокачественный материал. Это все равно, что труд ткача. Дайте ему мочалу, лен, шелк — он будет работать одинаково, но вы получите или рогожу, или полотно, или шелковую материю. И десятилетний ребенок, и Огюст Конт думают одним и тем же процессом и даже с одинаковой энергией; но детский ум возясь с лошадками и солдатиками, не уйдет дальше солдатиков и лошадок, а из общественного материала Конт извлечет и общественный вывод. Теперь все эти процессы уяснены уже вполне научной психологией, но во времена Эдгара По они были еще смутны и спорны и По первый из писателей-беллетристов явился популяризатором этих психологических процессов, популяризатором таким ясным и логическим, таким твердым и уверенным, каким может явиться только человек, глубоко и внимательно наблюдавший свою собственную душу.
Очень может быть, что пьянство было одною из причин, что По анализирует чаще всего чувство страха, но также верно и то, что чувство страха — самое живучее и наиболее беспокоящее чувство. Содержание его может меняться и меняется беспрестанно; оно зависит от господствующих идей, от социальных особенностей и от личных органических причин. Было время, когда людей мучил, по преимуществу, суеверный страх; в наш же положительный и денежный век людей гнетет, по преимуществу, боязнь безденежья и необеспеченности. Но какие бы ни были условия, питающие страх, чувство это нужно признать основным и играющим главную роль в индивидуальной жизни человека. Оно примешивается повсюду, проникает в самые чистые наши радости, отравляет наши лучшие мечты и надежды и держит человека в своих руках всю жизнь, до самой гробовой доски.