Читаем Эдгар По полностью

И все же в большинстве своем старые друзья остались ему верны — Джек Макензи, Боб Кейбелл, Гэльты, не говоря уж о Робе Стенарде. По был принят во многих домах, хозяева которых в суждении о нем больше полагались на свои собственные впечатления. Многие знали достаточно, чтобы относиться к разговорам о несправедливости По к Джону Аллану с должной долей недоверия. Что до рассказов о его пристрастии к картам в университетскую пору, то об этом слышали и раньше, да и сам грех был не из тех, за которые изгоняют из танцзалов. Даже на незаплаченные мелкие долги можно было посмотреть сквозь пальцы, когда речь шла о том, чтобы простить очаровательного молодого человека, вот-вот добьющегося славы и к тому же умеющего так оживить светскую беседу. На первых порах возвращение По в Ричмонд весьма походило на триумф. Кое-кто исподтишка посмеивался над некой недавно овдовевшей гордой дамой, родом не из Виргинии, которая жила на столь широкую ногу. И потому приемного сына Фрэнсис Аллан не обходили вниманием. После Балтимора, где уделом его была нищета, он жил точно в прекрасном сне. В каждом доме он находил вино, музыку, прелестных женщин и весьма почтительное отношение к «изящной словесности». И временами все это кружило ему голову.

Немного погостив у Макензи, По поселился в пансионе миссис Пуэр на Бэнкстрит, одном из тех претенциозно-приличных заведений, каких было особенно много на тогдашнем Юге.

Редакция журнала «Сазерн литерери мессенджер» находилась на углу Главной и Пятнадцатой улиц, в солидном трехэтажном кирпичном здании под шиферной крышей, с крутыми скатами и короткой дымовой трубой. «Мессенджер» занимал весь второй этаж, а на первом помещалась сапожная мастерская некоего Арчера. По поднимался в свое святилище по наружной лестнице с Пятнадцатой улицы. Место оказалось удивительно знакомым, ибо как раз в соседнем доме (сюда даже доносились крики переговаривающихся через стены приказчиков) располагались лавка и склады «Эллиса и Аллана». Сколько раз По ходил этой дорогой на службу, когда был в приказчиках у своего опекуна! Он помнил даже небольшой подъем кирпичной мостовой на Пятнадцатой улице, начинавшийся сразу от угла. Те дни все еще столь живо стояли перед глазами, что даже теперь он вздрагивал, заслышав стук трости и звук тяжелых шагов снаружи.

В той же комнате, где По, сидел и сам главный редактор, мистер Уайт, — коренастый джентльмен средних лет с добродушным румяным лицом. Сюда то и дело заглядывали посетители — местные литературные знаменитости, печатавшиеся на страницах журнала, — чтобы поболтать или попросить о какой-нибудь услуге. Из передней комнаты слышался шотландский говор метранпажей Уильяма Макфарленда и Джона Фергюссона, укладывающих матрицы на круглые черные пластины прессов или колдующих над квадратными ячейками наборной кассы. На вбитых в стену ржавых крюках висели гранки. Ежедневная почта была очень обильна и большей частью сваливалась в кучу на стол По. Книг на рецензию присылали много, и молодому редактору приходилось работать не покладая рук.

Как правило, По сидел в редакции один, так как мистер Уайт, уверившись в литературных талантах своего помощника, проводил почти все время, разъезжая по штату в поисках желающих подписаться на его журнал. К приходу По подписчиков было всего 700 человек. Благодаря совместным усилиям молодого одаренного писателя и искушенного в журнальном деле Уайта число их стало стремительно расти. Предаваться мечтам было некогда. В небольшом помещении редакции, освещенном тусклым светом, просачивающимся сквозь запыленные стекла, постоянно кто-нибудь сидел, стоял или расхаживал взад-вперед, разглагольствуя на самые разнообразные темы и прерываясь лишь для того, чтобы сплюнуть на пол табачную слюну. Гора книг, ждущих рецензии, не уменьшалась; Макфарленд кричал, чтобы поскорее несли материал в набор; воздух был пропитан запахом горящей в лампах ворвани и типографской краски. Несколько дней в месяц По допоздна просиживал на службе, надписывая адреса подписчиков на конвертах с экземплярами очередного номера журнала. Вечером, усталый, он возвращался в пансион миссис Пуэр, чтобы поужинать.

Исподволь к нему уже подбиралась тоска. Если бы только миссис Клемм и Вирджиния могли приехать жить к нему! Может быть, позже? Ведь пока что ему платили всего 10 долларов в неделю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии