То, что По рассказывал впоследствии друзьям о своей жизни в университете, было, как нетрудно догадаться, лишь частью правды. В попытке защитить свое самолюбие он делал вид, что все случившееся ему в высшей степени безразлично, и по-мальчишески похвалялся перед знакомыми своими веселыми похождениями. Долги свои он объяснял тем, что просто хотел посмотреть, какую часть состояния Аллана сможет пустить по ветру. Надо думать, речи эти, если они достигли ушей его опекуна, мало способствовали примирению.
Наступил 1827 год. Отношения между По и Джоном Алланом продолжали ухудшаться, и вскоре перед Эдгаром встал вопрос, ответ на который рано или поздно приходится искать всякому, кому не посчастливилось родиться в рубашке: «Как добыть хлеб насущный?» Самым очевидным решением казалось поступить клерком в контору «Эллиса и Аллана», однако даже эта должность ему предложена не была. Обстановка дома становилась невыносимой, и в конце рождественской недели По уехал на принадлежавшую Алланам плантацию неподалеку от Ричмонда, чтобы отдохнуть от мучительных сцен и не видеть, как бывшие его однокашники будут возвращаться в университет, стены которого он покинул навсегда. К тому же в деревне ему легче было укрыться от докучливых кредиторов, уже начавших против него судебную тяжбу.
Он возвратился в Ричмонд в конце января с намерением заняться изучением юриспруденции. Однако это не встретило сочувствия со стороны мистера Аллана, который считал, что своим поведением По лишил себя права на приличное образование. Тем не менее он не сделал ничего, чтобы помочь По найти работу, хотя беспрестанно упрекал его в праздности. Эдгар оказался в поистине отчаянном положении: долги его Джон Аллан платить отказался, о возвращении в университет не хотел и слышать, содействовать в поступлении на службу не собирался, продолжая в то же время укорять воспитанника в нежелании трудиться «в поте лица своего». По попал в западню, из которой не было выхода, и опекун, судя по всему, не упускал случая поиздеваться над его беспомощностью. Не исключено, что он намеренно поступал таким образом, чтобы показать По, сколь тернист путь греха, и, полностью лишив денег, равно как и возможностей заработка, заставить его понять их цену.
Нельзя сказать, что По ничего не предпринимал с целью вырваться из заколдованного круга. Он написал письмо некоему Миллсу, владельцу одной компании в Филадельфии, имевшей деловые связи с «Эллисом и Алланом», прося принять его на службу. Однако письмо его было переслано Миллсом Аллану, который, получив в руки неопровержимое доказательство намерения По покинуть дом, устроил скандал, каких между ними еще не бывало. Даже хорошо зная характер Джона Аллана, трудно поверить, что он не отпускал По из дому лишь из желания причинить ему боль. Быть может, у него уже были какие-то планы относительно будущего Эдгара, и он попросту хотел как следует проучить молодого транжиру — пусть узнает, каково иметь дело с судейскими, и впредь будет благоразумнее! Однако факты говорят совсем о другом. Аллан, видимо, понимал, что именно собственная его скупость в конечном счете и заставила По наделать долгов. И поскольку он ничего не предпринимал, чтобы помочь Эдгару найти работу или спасти его, от грозящего тюремного заключения, остается только сделать вывод, что он желал избавиться от воспитанника, покончить с его постоянным вмешательством в их с женой распри, прогнать с глаз долой маленького дерзкого выскочку «с неблагодарным сердцем», как он скажет о нем позднее.
Бурная ссора, вынудившая Эдгара покинуть дом Джона Аллана, привела к окончательному разрыву между опекуном и воспитанником, — событию, сыгравшему чрезвычайно значительную роль в жизни последнего и ставшему, по существу, ее поворотным пунктом. Сказанного ими друг другу в тот день, 18 марта 1827 года, уже нельзя было простить. Опираясь на многочисленные свидетельства и знание характеров обоих этих людей, можно с достаточной достоверностью восстановить подробности происшедшего объяснения.