Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы

Здесь я более обстоятельно обдумал свои впечатления, Вывод напрашивался только один: полуголый человек с лопатой действовал во сне. Но что побудило его к этому? Какое скорбное видение вызвало его рыдания, ввергнув в такое отчаяние? Что он искал или что пытался спрятать в том роковом месте? Подобного рода отклонения, нарушающие нормальный сон, свидетельствуют о болезненном состоянии сознания и поврежденной психике. В периоды сомнамбулизма даже самые отъявленные преступники невольно раскрывали свои страшные тайны. Мысли, которые они из соображений безопасности подавляли или утаивали, пока бодрствовали, зачастую выходили наружу во время сна, когда мозг был неспособен адекватно воспринимать реальность и верно оценивать происходящее, и, не контролируя свои действия, они, вопреки собственному желанию, выдавали себя.

Этот человек, безусловно, виновен в гибели моего друга. Кто, если не убийца Уолдгрейва, мог среди ночи явиться к месту трагедии? А то, чем он был занят, когда я его увидел, – часть какой-то фантастической драмы, овладевшей больным сознанием. Чтобы постичь ее, необходимо проникнуть в потаенные глубины его души. Лишь одно не подлежало сомнению: он не до конца понимает свою роль в преступлении, и это магическим образом притягивает его к роковому месту. И именно это переполняет его сердце горечью и не дает высохнуть слезам.

Но откуда он взялся? Ведь не появился же он из-под земли и не возник из воздуха. У него наверняка есть имя, и он должен где-то жить – вероятно, не очень далеко от злополучного вяза. Ближе всего – дом Инглфилда. Что, если он живет там? Я не узнал его, но, возможно – из-за призрачного света луны и необычного наряда этого человека. Инглфилд держал двух слуг, один из которых – местный уроженец, глубоко верующий, простодушный и бесхитростный – был не способен ни на какое насилие, Он не мог совершить преступление.

Второй же обладал натурой противоречивой. Этот ирландский иммигрант состоял на службе у моего друга всего шесть месяцев, неизменно являя собой образец умеренности и обходительности. Для слуги он казался чересчур умным. Имея хорошие природные задатки, он всячески их культивировал и развивал. Был сдержан, задумчив и склонен к состраданию. Набожен, но без фанатизма, а с оттенком тоски и печали.

На первый взгляд, не было никаких оснований подозревать его. В здешних густонаселенных окрестностях претендентов на роль преступника хватало. И все же, перебирая в уме всех знакомых, я не мог не учитывать, что он, Клитеро, единственный среди нас чужестранец, Наш образ жизни сугубо патриархальный. Каждый фермер живет в окружении сыновей и прочих родственников. А он – исключение из правил. Клитеро – чужак; каким он был и что делал до появления у нас – никому не известно. Вяз находится во владениях его хозяина, Убийцу надо искать здесь, и Клитеро более других подходит на эту роль.

Причины его меланхолии и замкнутости были скрыты от нас, ибо возникли, когда он еще жил в Ирландии, откуда вынужденно уехал на чужбину, выбрав род деятельности, явно не соответствующий его интеллектуальному уровню. Чем дольше я размышлял об этом, тем больше подозрений он у меня вызывал. И раньше, теряясь в догадках о возможном преступнике, я не раз подумывал о нем, но повседневное поведение Клитеро, казавшееся абсолютно безвредным, ставило его в один ряд с другими и развеивало мои сомнения. До сих пор я не придавал особого значения тому, что он появился у нас недавно, а его происхождение и прежняя жизнь были окутаны мраком неизвестности. Однако теперь все эти соображения предстали совсем в ином свете, я осознал их важность, и они почти убедили меня в его виновности.

Но как перейти от сомнений к полной уверенности? Отныне этот человек должен был стать объектом моего пристального изучения. Я решил разузнать о нем все, расспросив людей, которые видели его постоянно и могли рассказать, каков он в обыденной жизни. Для тщательного расследования необходимо было опросить всех, кого только возможно. А собрав нужные сведения и проанализировав его поведение, пообещал я себе, мне удастся разрешить свои сомнения.

Разработанная мною тактика на первых порах выглядела вполне приемлемой. Казалось, что я нашел выход из лабиринта. Скоро откроется, кто замыслил и осуществил убийство моего друга.

Но потом меня снова начали одолевать сомнения: а с какой целью я собираюсь проводить это расследование? Что мне даст обнаружение преступника? Какую пользу я из этого смогу извлечь? Что я должен делать, когда найду убийцу? Прежде меня волновало, постигнет ли злодея возмездие, но жажда мести рано или поздно проходит. Теперь я с отвращением вспоминал о тех кровавых планах, которые еще недавно вынашивал. И все же я опасался своей опрометчивой ярости и ужасался, представляя, к каким последствиям может привести мое столкновение с преступником, – стоит хотя бы однажды сотворить зло, и этого уже никогда не исправит время и не искупит покаяние.