Читаем Эдесское чудо полностью

– Запомни эти свои слова, моя дорогая, накрепко запомни! И тогда мы будем счастливы очень-очень долго.

– Всегда-всегда?

– Если постараемся.

– Мне совсем не надо стараться любить тебя, Аларих, у меня это и так получается легко и от всей души!

– И у меня тоже. Значит, все у нас будет очень хорошо.

– Как теперь?

– Да, как теперь. И даже намного лучше.

* * *

По горной дороге они спустились к берегу Евфрата под Самосатой. Берег реки здесь был сплошь застроен складами и пристанями. В Самосате Евфимия хотела посетить гробницу священномученика епископа Евсевия, любимца города, защитника православной веры, погибшего от руки арианки: взбесившаяся женщина с крыши сбросила на епископа тяжелую черепицу и пробила ему голову. Умирая, епископ простил несчастную убийцу и умолил любивших его жителей города не чинить над ней расправы. Евфимии очень хотелось помолиться у мощей епископа Евсевия, но Аларих уже купил для них места на торговом судне, перевозившем товары вверх и вниз по Евфрату. Коня и мула погрузили с другими лошадьми, мулами и ослами в трюм, а их поселили в отдельной маленькой каюте на корме: опять сыграло свою роль волшебное слово «молодожены». Каютка была тесная, всего только ложе у одной стены и небольшой стол с лавкой у другой. Поклажу свалили кучей возле двери. Оставив Евфимию в запертой на всякий случай каюте, Аларих один ненадолго снова сошел на берег, чтобы запастись в дорогу едой, свежими фруктами, водой и вином. Едва он успел вернуться, как судно уже отчалило.

– Я уже начала волноваться, что ты опоздаешь к отплытию! – полушутя-полусерьезно сказала ему Евфимия.

Но Аларих ответил ей серьезно:

– Никогда не волнуйся за меня, мой Зяблик, и даже мысленно не осуждай мои поступки: я все и всегда делаю правильно. Запомнила?

– Мне и запоминать не надо – я всегда это знала!

– Вот и умница.

* * *

Барка довольно быстро скользила вдоль по течению, в борта плескалась вода, поскрипывали весла в руках гребцов да кричали вьющиеся над судном чайки; по деревянному потолку бежали солнечные блики от играющей воды, и не хотелось выходить из каюты… Но через пару часов им все же надоело пребывание в покачивающейся постели, и они вышли на палубу. Аларих расстелил у борта свой плащ, они сели на него и принялись смотреть на проплывающие мимо берега: правый, западный, вдоль которого шло судно, и левый, восточный – отдаленный. Кругом зеленели возделанные поля и росли мощные деревья с густой листвой. Иногда попадались и обширные заболоченные пространства: ближе к лету, когда Евфрат переполнится тающими горными снегами и разольется, их станет еще больше, объяснил Евфимии Аларих, и, хотя наводнения приносят и разрушения, они же несут плодородие всей долине Евфрата, а значит, и богатство живущим здесь земледельцам. Но еще большее богатство приносит жителями торговое судоходство по реке.

Барка и вправду часто приставала к берегу, и тогда с нее выносили на берег товары и вновь нагружали трюм новыми тюками, мешками, коробами и кувшинами. Загорелые грузчики в одних набедренных и головных повязках работали споро, так что команда в погрузке – разгрузке почти не участвовала, разве что покрикивала на грузчиков, – но и те в долгу не оставались.

А ночью в маленькое оконце каюты светили мерцающими звезды, и Евфимии казалось, что они с Аларихом плывут вовсе не на переполненной барке, а вот так, вдвоем, одни в целом мире, на скрипучем шатком ложе, под благосклонным к ним спокойным ночным небом. И даже небольшие волны журчали за бортом нежно и вкрадчиво, словно воркующие голуби…

* * *

На рассвете судно вошло в реку Мигдонию, где в городе Нисибине находился один из крупнейших торговых складов. Город этот греки называли Антиохия-на-Мигдонии. Здесь Аларих и Евфимия высадились и свели на берег коня и мула: дальше их путь лежал все по тому же Южному торговому пути до другой Антиохии – Антиохии-на-Сарусе, или Антиохии в Киликии[68]. Еще на судне Аларих предложил сделать остановку на день-другой в Нисибине:

– Это город складов, сюда доставляют шелка с Востока, ковры из Персии, меха с Севера. Мне рассказывали, что на городском базаре часто сбывают по сходной цене товары, владельцы которых не явились за ними по тем или иным причинам. Я сосчитал мои деньги и понял, что осталось кое-что на подарки, а еще мы с тобой можем купить здесь ковер для нашего дома и какой-нибудь шелк для тебя.

– А почему владельцы не явились за товаром? Они погибли в пути? – спросила Евфимия.

– Возможно.

– Как это грустно… Знаешь, у меня даже сердце защемило.

– Брось, Зяблик, с чего бы это тебе печалиться о чужих и незнакомых людях?

– Мой отец тоже ходил большими торговыми путями, он наверняка бывал и в Нисибине, на родине Мара Апрема…

– Он что, не вернулся из последнего торгового похода?

– Нет, он вернулся, но очень больным и вскоре умер. Мама говорит, он очень радовался, что умирает в своей постели и может получить последнее напутствие от своего духовника.

– А кто у него был духовник?

– Сам Мар Апрем!

– Да, твоему отцу действительно повезло: слава Ефрема Сирина гремит по всему христианскому миру.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза