Эдера

— Сейчас я говорю искренне, поверь, — она умоляюще посмотрела на Валерио. — Клянусь! Мне надо видеть Эдеру. Я должна попросить у неё прощения и сказать всё, что говорила сейчас тебе!

— Что ж, это было бы не лишним для Эдеры, — согласился Валерио. — Я уверен: она давно ждёт такого разговора с тобой.

— Если Эдера согласится со мной увидеться, ты сможешь уговорить врача, чтобы он меня ненадолго отпустил?

— Я попытаюсь, — ответил Валерио.

Врачу он сказал, что тревога за жизнь Андреа, вероятно, обусловлена прошлыми событиями: Леона долгое время была убеждена в смерти сына, полагая, что она его убила.

— Возможно, вы правы, — согласился врач. — Это могло быть кратковременное помутнение сознания.

Валерио также заметил, что обо всём остальном Леона рассуждала вполне здраво и даже захотела навестить свою больную невестку.

— Вы смогли бы отпустить её на несколько часов? — попросил он.

— Конечно, — согласился врач. — Мне кажется, этот визит синьоры Сатти может тоже послужить скорейшему её выздоровлению. Только сопровождать её будет медсестра.

Едва за Францем закрылась дверь, как Андреа бросился к телефону и стал набирать номер Мелоди, но что-то вдруг остановило его. Впервые за последние недели в его памяти всплыли не приятные моменты, связанные, так или иначе, с Мелоди, а кое-что совсем иное. Он отчётливо увидел перед собою недовольное, почти брезгливое выражение лица Вискалки…

«Вискалки давно служит Кариотису», — вспомнились слова адвоката де Марки. Андреа почувствовал, как тяжёлая, душная волна внезапно захлестнула его дыхание, сдавила грудь. Неужели этот адвокат говорил правду? Ведь он слово в слово повторил то же, что утверждал Манетти, только пошёл ещё дальше: прямо объяснил, кто и зачем устроил выставку. Не Мелоди, а — Кариотис! Ему нужна была «Недвижимость Сатти», и только поэтому он разрешил Мелоди «полюбить» Андреа и для приманки позаботиться о выставке! Напрягая память, Андреа фразу за фразой припоминал всё сказанное адвокатом, и его не покидало ощущение, будто он видел сон, а теперь, проснувшись, пытается вспомнить подробности увиденного. Впрочем, кто-то уже говорил ему: «Проснись!» Или: «Очнись! Опомнись!» Кажется, это был Джулио. Да, Джулио. А ещё нечто подобное говорила Клаудия.

«Но кто-то же купил мои картины! — внезапно припомнил Андреа. — И были же благосклонные оценки критиков! Вот они, статьи, лежат на столе, и это вовсе не сон!»

Андреа устыдился своих сомнений в Мелоди, и, чтобы развеять их окончательно, помчался в галерею Вискалки.

— Как обстоят дела с продажей моих картин? — спросил он без какого-либо предисловия.

— Продано двенадцать полотен. Вот, получите чек, — так же кратко ответил Вискалки.

— Насколько я понимаю, этот чек является красноречивым свидетельством моего успеха. А вы в самом начале возражали против выставки, — напомнил Андреа.

— Простите, я не намерен обсуждать, насколько данный чек подтверждает успех вашей выставки.

— Вы никогда не верили в меня, однако я доказал вам обратное! — с гордостью произнёс Андреа. — Вы читали хотя бы один отзыв критиков на мою экспозицию?

— Вы притворяетесь? Или действительно ничего не понимаете? — Вискалки внимательно посмотрел на Андреа. — Ладно, я объясню вам. Положительные отзывы получить несложно, если хорошо заплатить критикам. А истинный успех художника — это долгий процесс, не имеющий ничего общего с деньгами или сексом.

— Вы отдаёте себе отчёт в том, что говорите? — возмутился Андреа.

— Безусловно! — парировал Вискалки. — А вот вы, похоже, не желаете понять, что весь ваш дутый успех обеспечен заинтересованностью графини де ля Фуэнте, а вовсе не вашим талантом.

— Но как же вы тогда объясните вот это? — Андреа указал на чек.

— Прошу вас, — взмолился Вискалки, — не заставляйте меня пускаться в дальнейшие объяснения.

— Нет уж, будьте добры, синьор! — потребовал Андреа. — Вы наговорили столько дурного обо мне и о графине…

— Ну что ж, отвечу, — согласился Вискалки. — Вы хотите знать правду? Пожалуйста! Она состоит в том, что как художник вы попросту не существуете. И картин ваших никто не хотел покупать!

— А откуда же свалились эти двенадцать миллионов?

— Вы всё ещё не поняли? — поразился Вискалки. — Есть вещи, о которых я не могу говорить прямо. Скажу так: если бы вы попросили меня назвать адреса и фамилии покупателей ваших «шедевров», то я не в состоянии был бы этого сделать. Теперь понятно?

Глава 29

Эдера попросила близких, не говорить Андреа о её болезни, не желая, чтобы из чувства сострадания он стал медлить с разводом. Леону же она не только захотела увидеть, но, как и предполагал Валерио, обрадовалась такой перемене в чувствах свекрови. Матильда, правда, высказала сомнение в искренности Леоны, и дала себе слово, быть на сей раз особенно бдительной. А для большей надёжности она пригласила Манетти, чтобы тот не спускал с коварной гостьи своего цепкого ока и мог вовремя предотвратить очередную трагедию.