EDEN

— Не волнуйся, — шепчу я. — Я прощаю тебя… за всё. Даже за… моих родителей. Я…

Давлюсь слезами. Родители… я не могу пойти к ним. Он позаботился об этом.

— Как ты мог оставить меня одну? — я едва шевелю губами. — Ты всё забрал, заменил собой весь мир, а потом оставил…

Тихонько поскуливаю, словно раненый зверь, склонившись над телом Люциуса и вцепившись в его рубашку.

— Боже, как ты мог допустить это? — захлебываюсь горем и слезами. — Прошу тебя… умоляю, не надо…

Все напрасно. Разве слова смогут вернуть его к жизни?

Обняв его за шею, приподнимаю, чтобы уложить головой себе на колени. Какой же он тяжелый…

Стискиваю в объятиях, как он когда-то меня. Слезы разбиваются о его лицо, и я вытираю их большим пальцем.

Никогда не видела, как он плачет.

И никогда не увижу.

— Ты не должен меня забывать, — продолжаю я. — И сколько бы тебе ни пришлось ждать меня, ты не должен меня забывать. Потому что я никогда не забуду тебя, слышишь?

Почему я разговариваю с этим… предметом? Это уже не он…

Нет, он.

Слышит ли он меня? Как знать. Все, что я знаю, так это то, что он просто… перестал быть.

Слишком… Боль, бесконечная и безбрежная, затапливает меня, и я забываю, как дышать, и вот-вот потеряю сознание…

Не могу поверить в происходящее, просто немыслимо. Я должна сохранить рассудок.

Рассудок.

Слово-мечта, несбыточная.

Как же, Люцифер вас всех задери, жить дальше?

Приподнимаю его голову, склоняясь ниже, и целую в губы. Холодные…

Мертвые.

Господи, позволь мне увидеть, как Люциус Малфой страдает. Позволь увидеть, как он молит о пощаде. Позволь увидеть его смерть.

Кажется, кто-то все же слушал мои молитвы.

Как я могла знать тогда, о чем прошу?

Чувствую его кровь на своих губах.

Отстранившись, в последний раз оглядываю его. Его лицо… черты резкие или мягкие? Аристократические или обычные?

Не знаю. Никогда не задумывалась о том, как он выглядит. Это был просто… он.

Убираю прядь его волос, чтобы посмотреть в глаза, которые больше не видят. Когда-то они были серыми, а теперь… черные.

Дрожащими пальцами опускаю ему веки. Хотя, какая разница? Это больше не его глаза.

— Я люблю тебя.

Больше мне нечего сказать.

Каким-то чудом — сама не знаю, как — мне удается подтащить его к озеру и, продолжая держать за руку, опустить в воду. Слезы пеленой застилают глаза.

— Прощай.

Крепко сжимаю его руку. Смотрю в его лицо в обрамлении светлых волос и не хочу отпускать. Я не отпущу, никогда…

Одно из существ вцепляется в него, и я сдавленно всхлипываю, глядя на длинные зеленые пальцы; оно тащит его на дно. Может, позволить им утащить и меня…

На автомате отдергиваю руки, отпуская его, и беспомощно наблюдаю, как он исчезает в глубине. Люциус Малфой… существа забрали его, полагая, что он — грязнокровка.

Он ушел.

В последний раз я видела его.

С тихим стоном опускаюсь на землю, изнуренная и опустошенная. Хочу уснуть здесь. И никогда не проснуться.

Рон кладет руку мне на плечо.

— Вставай, Гермиона. Время уходить.

Нет.

Отпихнув его руку, сворачиваюсь клубком.

— Я не пойду.

— Ты должна, родная. Здесь нельзя оставаться.

Обхватываю голову руками. Я хочу, чтобы все вокруг исчезло.

— Я не могу.

— Нет, можешь.

Всхлипываю.

— Ты не заставишь меня, Рон. Пожалуйста, оставь меня.

Но он хватает меня за плечи и встряхивает.

— Послушай, — настойчиво начинает он. — Ты через многое прошла. Мы через многое прошли. Мы видели такое, чего никто не должен видеть, и мы выжили!

Сглатываю очередной жалобный стон.

Он помогает мне встать на ноги.

— Он не выжил, но ты жива, — шепчет он. — Ты жива. Посмотри на меня, Гермиона, посмотри на меня!

Голова едва слушается меня. Наши с Роном взгляды встречаются.

— Ты выжила, — повторяет он.

В ушах стоит гул.

— Помнишь, когда меня только схватили? Беллатрикс тогда сказала, что мы сдохнем, как только они с нами закончат. Но мы живы, Гермиона. По прошествии стольких месяцев мы все еще живы.

Икнув, тяжело вздыхаю.

— Я так устала, Рон.

Он держит меня за подбородок, не давая отвернуться.

— Не смей сдаваться, — яростно шепчет он. — Только не сейчас. Не после всего.

Подаюсь вперед, облокачиваясь лбом на его грудь, у меня так кружится голова.

— Я не знаю, смогу ли.

Он зарывается пальцами в мои волосы.

— Ты не одна, Гермиона.

Медленно обдумываю его слова.

Он прав. Я должна жить. Научиться жить дальше.

Но это так трудно.

— Пойдем.

Взяв меня за руку, он помогает мне забраться в лодку, а затем отталкивается ногой от берега.

Смотрю, как дом, приютивший нас в последние месяцы, постепенно скрывается за темной дымкой. Сказочный замок из книг моего детства — я представляла его именно таким.

Пугающим.

Но прекрасным.

Отворачиваюсь. Я больше не верю в сказки.

Я больше не верю в Бога. Это всего лишь очередная сказка.

Рон молчит. И я тоже.

Без него лодка кажется пустой. Прежде он всегда был рядом.

«Так давно… ты помнишь?»

Всхлипываю. Как он мог спрашивать меня, помню ли я?

Я чувствую тепло его ладони, хотя сжимаю в руке только воздух.

Мы уплываем из пещеры под открытое небо. В сумерках оно кажется грязновато-синим, а на горизонте уже загорается рассвет.