Его предположение оказалось верным и на пятый день, сидя недалеко от места ограбления, он увидел отряд с десяток человек. Ольт как раз перекусил и решил немного передохнуть, когда услышал топот и какое-то позвякивание. Осторожный взгляд из-за кустов. Явно не крестьяне и не разбойники. Почему он это понял? Да просто они были одеты в какое-то подобие униформы. У всех были доспехи из толстой кожи и такие же шлемы, округлые и поверху перетянутые железными полосами крест на крест, щиты и короткие копья. Явно воины и даже возможно какая-то регулярная воинская часть. Да и шел отряд в каком-то подобии строя.
Впереди, как и положено, на лихом коне командир, кряжистый бородатый мужик с мрачным выражением лица. Остальные шли пехом, за ним и хоть не в ногу, но в колонне по двое. В самом конце плелась облезлая лошадь, запряженная в телегу и до того старая, что казалось выпряги ее, она тут же свалится без поддержки оглоблей. На телеге лежали вещи, принадлежащие воинам, которые при дальней дороге сложили для облегчения пути, оставив в руках только оружие. Управлял гужевым транспортом мужичок, или вернее, если судить по седой окладистой бороде, старик из гражданских, потому что одет был не в доспехи, а в простую рубаху и штаны, такие же как у самого Ольта. Если бы не хоть какая-то форма, то видя эти бородатые хмурые рожи, их можно было принять за тех же разбойников.
Шли молча, сосредоточенно оглядывая окрестности. Слышен было только топот ног и изредка легкое позвякивание железа, доносившееся от старшого, у которого у единственного висел на поясе меч.
У места, где был ограблен караван, отряд остановился. Запах от разлагающихся трупов ясно указывал на место лесной трагедии. Командир скомандовал и отряд разделился на пары, которые отправились по кустам. Видно солдаты были людьми не брезгливыми или бывалыми и в свое время навидались всякого, потому что без особого выражения чувств собрали останки погибших, уже кое-где погрызенных лесными обитателями, и бесцеремонно покидали их в кучу возле телеги. Старик-возничий вылез из телеги и внимательно оглядел трупы. Пока он занимался опознанием, солдаты деревянными лопатами, которые оказывается были сложены в телеге, вырыли неглубокую широкую яму, покидали туда трупы и присыпали землей. Затем так же деловито и без особых разговоров построились в вереницу по двое и отправились восвояси. Все это действо не заняло у них и часа. Ольт только покачал головой, смотря с какой невозмутимой деловитостью и равнодушием действовали воины. Да, суровые здесь нравы. Эта картина многое сказала ему о мире, в который он попал, и заняла свое место в той мозаике, которая складывалась в его мозгу. Хоть немного, но он стал лучше ориентироваться в тех реалиях, в которых ему предстояло существовать и даже примерно стал представлять о том, что его ждет. Матери он пока ничего не стал говорить.
Где-то на десятый день их пребывания в шалаше он был на очередной охоте и помимо обычной дичи решил набрать еще и малины, на заросли которой наткнулся. Вообще ягод в лесу было великое множество и не все из них были ему известны. Такие он не трогал, ну их к лешему — хорошо если только пронесет, но уж дикую смородину, землянику или бруснику с голубикой он никак не мог пропустить мимо своих загребущих ручек.
Дикая малина — это не домашние кусты, упорядоченно растущие на грядке. Дикая таежная малина — это заросли колючего непроходимого кустарника, протянувшиеся на несколько километров. И только узкие тропы, проделанные медведями и кабанами, могли хоть как-то помочь ориентироваться в этом безразмерном море переплетенных самым невообразимым образом колючих ветвей, украшенных сладкими ягодами. Они всем своим видом просто упрашивали не проходить мимо. Да и слабой еще ане не помешают витамины и просто хотелось сделать ей приятное. Ягоды действительно были достойны самых лучших похвал, крупные и сочные они так и манили к себе и просились в рот, и он так увлекся, что и не заметил, как забрел в самую гущу кустарника. Извилистые ходы, которые дали бы фору самому изощренному лабиринту и сходились между собой в самых причудливых сочетаниях, уводили его все дальше и дальше, но он, надеясь на свое чувство направления, не очень переживал.