Эдатрон. Лесной край. Том 1

— И какое? Ну чего ты ломаешься, все равно узнаю, в деревне спрошу.

— Ну Хомяк. Еще по малолетству получил, когда все в дом тащил.

— О как. Мда, народ не обманешь. А чего стесняешься, хорошее имя. Только я бы добавил еще одно прозвище. — старик в душе мальчишки недовольно цыкнул, но детство уже во всю поперло из Ольта.

— Что добавил? И так все смеются, как услышат. Не говорят, но я-то вижу — про себя думают: жадина, все гребет и гребет. А я разве для себя? Сами же потом и получают. И благодарят.

— Не переживай. Это люди по-доброму. А то так и называли бы Хомяком, а не Брано. Не забывай только, когда нужно, раздавать нахапанное и народ к тебе потянется. И вообще, это надо смелость иметь, мужество и мозги, чтобы что-то загрести и при этом тебя еще и благодарят. Я бы тебя назвал не просто Хомяк, но Боевой Хомяк. Звучит?

Вопреки ожиданиям Ольта никто из путников не засмеялся. Навряд ли они слышали шутки про боевых хомячков, а мальчишка внутренне бил себя по щекам, ну куда он опять лезет со своими шутками, понятными только тем, кто родился на Земле? Опять из него лезет этот тупой детский юмор. Все, решил он, больше никаких топорных шуток, в конце концов ему уже больше восьмидесяти лет, не пора ли браться за ум?

— Хм, Боевой Хомяк говоришь… Боевой… Хомяк… А разве такие бывают?

— О, еще как бывают! Мне учитель рассказывал, что нет ничего страшнее хомяка, впавшего в ярость. У них там на его родине даже бои устраивают между хомячками. — надо было как-то выкручиваться из положения, да и не заслуживал Брано насмешки, которая подразумевалась под такой кличкой.

— Бои — говоришь. А что, мне нравится. Только говорить долго.

— А мы сократим и будем звать просто: Бойхом. Как тебе?

— Да, помазал ты мне душу маслицем. Да только…Кроме тебя так никто не узнает…

— Как это никто? — Возмутился Ольт. — Мужики, слышали? Как думаете, годится нашему уважаемому правой руке старосты имя «Боевой Хомяк»?

— Да чего уж там. Боевой он — это точно, это у него не отнимешь. Вообще ничего не отнимешь. Глотку любому перегрызет… за медяк… Как хомяк. — одобрительно проворчал Вьюн.

Малолетние «мужики» только истово закивали головами. Брано почесал затылок, любили крестьяне этот жест, не зная то ли обидеться, то ли возгордиться столь двусмысленным комплиментом.

— Все, Брано. Отныне ты Боевой Хомяк. Брано Бойхом! Звучит гордо. А мы, все кто здесь, перед всей деревней подтвердим и расскажем. — облегченно выдохнул Ольт.

Удивительно, но ему было стыдно — мальчишка с грязной рожей и шутки такие же. Местный народ был до того наивен и доверчив, что шутить над ними было даже не интересно. Шутки и насмешки его мира принимались за чистую монету и юмор положения просто не доходил до их девственно чистых мозгов. А тут еще он со своими примитивными детсадовскими приколами. Ольт в очередной, уже в который раз, раз зарекся шутить с местными и по приезду в деревню надо будет обязательно придумать и рассказать красочную историю про боевых хомяков, живущих в далекой стране за морем.

Все эти перепады своего настроения он скидывал на слияние своего взрослого, даже можно сказать, старческого мозга, со всеми принадлежащими ему мудростью и опытом, и детского тела с присущими ему гормонами и желаниями. Так сказать — переходной период наоборот, со всеми сопутствующими ему взбрыками и дикими желаниями. И он, несмотря на всю мудрость и сдержанность, выработанные долгими нелегкими годами жизни, чувствовал себя иногда миной со взведенным часовым механизмом — вот-вот рванет, но, когда — неизвестно. Детский организм оказался таким, мягко говоря непредсказуемым, что он и сам не знал, что от него ожидать в следующую секунду. И ничего он с этим не мог сделать. И как-то придется это пережить, одна надежда, что такое состояние само пройдет со временем, как свинка или корь. Он со с некоторым страхом ожидал, когда насупит пубертатный период. Вот тогда придется помучаться, если вспомнить себя в то далекое время, когда был в подростковом возрасте. Одна надежда, что организм к тому времени придет в полное согласие с самим собой и он сможет уже без всяких срывов командовать своим телом.

Так за разговорами, важными и не очень, они и провели весь путь до самого города. Знакомая площадка для стоянки крестьянских обозов с выбитой до состояния голой земли травой встретила их привычным гомоном крестьянских сборов с других деревень. Графство было большое и деревень, несмотря на усердие северян в войне в уничтожении эданцев, не очень сказалось на их количестве. Еще бы, война закончилась больше пятнадцати лет назад, и, хотя мужчин старшего возраста было маловато, но уже подросла молодая поросль. Хотя в общем, конечно, число населения сократилось, но, если в деревне оставалась хотя бы три семьи, деревня считалась живой. Поэтому и сборы были самые разные: от одной до трех-четырех телег от деревни. А если учесть, что частенько крестьяне объединялись в обозы, чтобы обезопасить себя от лихих людей, то такой сбор мог достигать и десяти-пятнадцати телег. Обычно это были крестьяне из одного баронства.