Судя по всему, стражник помнил, не так уж часто встречаются такие одноглазые рожи, потому что глаза его, до этого слезившиеся и прищуренные от боли, широко открылись и он что-то отчаянно замычал.
— Смотри-ка, помнит. А я думал, мы все для тебя на одно лицо. Мало ли крестьян, которых ты ограбил. — удивлено протянул Ольт, вытаскивая и обтирая об его же одежду свои ножи, отчего Труерд болезненно выгнулся. — Так ты говорят завтра обещал прийти за налогом, уж и не помню за каким?
Стражник замотал головой и замычал еще сильней.
— Что, уже не надо? Ненасытный ты наш, когда же вы нажретесь?
— Да что ты с ним разговариваешь? — вмешался в разговор Карно. — Ты думаешь, он тебя понимает? Ни фига он не понимает. Просто жить хочет. Хочешь жить, сволочь?
Стражник утвердительно закивал головой.
— Вот видишь. Все они такие. Под крылышком графа или барона они — орлы, а как прижмет, так сразу начинают плакать, что их заставили, что они люди подневольные… Гады короче. Падальщики, а не воины. Эй, ты, деньги где? Скажешь, тогда я тебя не убью.
Стражник показал глазами на деревянные нары.
— Под ложем, что ли? Ага вот и они. Ну-ка, посмотрим почем ныне жизнь стражников ценится. О! Как дороги нынче стражники. А меди-то сколько! Много крестьян ободрал? Наверно от голода помираешь? Так на, жри! — и Карно, ухватив полную пригоршню медных монет, вытащил кляп и мгновенно впихнул в освободившийся рот рассыпающуюся медь. Видно несколько монет провалилось в пищевод, потому что Труерд беззвучно открывал рот, стараясь заглотнуть хоть немного воздуха, как рыба на берегу. Из широко открытого рта вываливались медные монетку, вперемешку с выбитыми зубами. Язык еле ворочался среди набитых до самой глотки монет. На мычание, издаваемое стражником в окошко заглянул Вьюн.
— Долго вы еще тут?
— Вьюн, все спокойно? Ну вот и хорошо. Добей эту падаль, а то я ему обещал, что не буду его убивать.
Вьюн запрыгнул прямо в низенькое окошко и подошел к задыхающемуся, с выпученными глазами, стражнику, вытащил нож и деловито, как делают поднадоевшую, но нужную работу, перерезал тому горло. Недвусмысленные звуки и поднявшаяся вонь, вкупе с пятном на штанах, свидетельствовали, что стражник, умирая, обделался. Карно, пряча за пазуху кошелек с отобранными деньгами, сплюнул:
— Даже перед смертью не удержался. Обгадил все, что можно. Собаке — собачья смерть. Быстро собрали здесь все свое и пошли отсюда.
Пока Вьюн вытаскивал из трупа свою стрелу, остальные проверили на следы обстановку, обыскали комнату и, найдя в тайнике под полом еще один маленький кошель с серебром, никем незамеченные ушли. Никто из них не сказал ни слова по поводу произошедшего. Молчком, как будто, так и положено, бывалые вояки Карно с Вьюном, у которых эти убийства были наверняка не первыми, спокойно приняли в свою среду мальчишку и как данность приняли его право на убийство себе подобных. Может здесь сыграло роль и то, против кого оно было направлено. Все-таки воины были уже не первой молодости и помнили еще всю ожесточенность той, хоть и оставшейся в прошлом, но видно не забытой войны и все они, мягко говоря, недолюбливали северян. Общее дело будто связало их незримыми нитями и поставило Ольта на одну ступень с ветеранами.
В обозе все спали, и никто не заметил их кратковременного отсутствия. Только Истрил, увидев их довольные рожи, улыбнулась. Ольт заснул с чувством глубокого удовлетворенья. Ну не любил он оборотней в погонах, и была эта ненависть чистой и незамутненной как детская слеза. Еще с тех пор, как открыл свой первый магазин и к нему нагрянул первые проверяющие, налоговый инспектор на пару с участковым. До смерти не любил. Но если в той жизни приходилось сдерживаться, то здесь ему ничто не мешало дать своим чувствам волю. Этакий немаленький бонус к шансу прожить еще одну жизнь. Главное — не спустить ее в унитаз раньше времени. Ему все больше и больше нравилась здешний мир.