Еда и патроны. Прежде, чем умереть

— Как ты стал охотником за головами? — вырвал меня из паутины раздумий успевший смертельно надоесть голос Павлова, звучащий, казалось, постоянно с тех пор, как мы съехали с оккупированного Легионом парома и сразу взяли южнее, чтобы избежать встреч с патрулями святых.

— Что? — спросил я, не переварив услышанного.

— Охотником за головами, — повторил лейтенант. — Почему не торговцем или крестьянином, например?

— Погоди, — поднял я палец, прислушиваясь. — Какой-то хлопок.

— Я ничего не слышал, — помотал башкой Стас.

— Я тоже, — вставил Павлов. — Может, в движке чего?

— Нет, это... Не важно. Как ты сказал, «крестьянином»?

— Ну да. Земли же полно, выращивай, что хочешь, или скотину разводи. Душа не лежит?

— Как твоё имя, Павлов?

— Иван. А что?

— Ваня, значит... Крещёный?

— Нет. Зачем тебе?

— Хорошо, не придётся крест мастерить.

— Что за намёки?

— Какие уж тут намёки? Хоронить тебя скоро будем, Вань, вот я и интересуюсь. Ты, если где досочку ровную заприметишь, тормозни, в изголовье вкопаем.

— Я... Почему?

— Потому, Ваня, что столь наивные люди не живут долго в отрыве от привычной среды обитания. Крестьянином... Ты хоть немного представляешь, что такое Арзамас, Навашино, и территории вокруг? Как там жизнь течёт, какие заботы у прекрасных сынов и дочерей Отечества, с трудом населяющих сие благодатные земли — знаешь? Должен же знать, ведь ваша разведка десятилетиями информацию собирала отовсюду.

— Ну, я знаю про засуху, про голод. Но это ведь давным-давно было, теперь-то всё иначе, плодородный слой почвы восстановился.

— Мы похороним тебя в бочке, чтобы звери не добрались.

— Да что опять не так?! — психанул лейтенант.

— Это пустоши, Ваня. Произнеси раз десять, распробуй на вкус. Пу-у-усто-о-о-ши-и-и. Знаешь, почему их так называют? Потому что они пустые. Здесь никто не живёт в одиночку или группами. Здесь выживают только стаи, крупные и агрессивные. Даже если кругом был бы чернозём, жирный, что твоя мамка на сносях, никто не стал бы его возделывать артелями. Здесь нет крестьян, зато есть рабы, подыхающие прямо на полях, окрест городов. Выбывшие идут на корм уцелевшим, чтобы те продолжали работать, пока не придёт их черёд. Пшеница, рожь, свекла, репа, картошка и прочее — это не товары, это собственность вожака стаи, от начала и до конца. Если ты их ешь, значит, ты ему принадлежишь и пока полезен. Перестанешь быть полезным — станешь «крестьянином», и есть будут тебя.

— Я не думал, что здесь до сих пор используют рабов, — с недоверием пробормотал лейтенант. — Нет, в смысле, я знаю, что бригады промышляют работорговлей, но что сами пользуются...

— А как ты думал, что они на полном пансионе живут? Весь неходовой товар работает на износ и молится, чтобы его выкупили родные.

— Но рабский труд малоэффективен.

— Это смотря насколько усердно их пиздят, — внёс важное уточнение Станислав. — К тому же самые ходовые — молодые женщины. Наверное, даже ты догадываешься, в каком конкретно труде их используют. И, могу сказать со знанием дела, они вполне эффективны.

— Это отвратительно, — покосился на него Павлов.

— Напомни обложить бочку камнями, — попросил я Стаса. — Ради такой нежной мякотки здешнее зверьё любую жесть раздерёт.

— Вы готовы платить тем, кто держит людей как животных, и совокупляться с несчастными женщинами против их воли?

— Каждый раз платить не обязательно, — попытался я утешить Ваню. — Бывает, случай таких краль подкидывает — ух! Хватай не зевай. Что?

— Что?! — скривил рожу моралист-самоучка. — Вы себя слышите? Для вас всё это — норма?

— Дружище, чисто для справки — я, вообще-то, людей по заказу убиваю. А ты мне решил за каких-то сучек нотацию прочитать? Хозяину своему прочитай, он, глазом не моргнув, пятьдесят тысяч в землю отправил. Тормози.

— Зачем? — боязливо поинтересовался Павлов.

— Тормози, сказал!

Машина, зашуршав блокированными колёсами, подняла тучу пыли.

— В чём дело? — спросил Стас, закидывая на шею автоматный ремень.

— Не глуши мотор, — велел я Павлову и вытолкал Станислава из кабины: — А ты давай за мной. По сторонам смотри.

То, что я принял издалека за труп, оказалось нечто большим — трупом святого. Изломанное тело лежало вниз лицом, точнее, лицевой частью, так как содранный кожный покров скомкался сбоку от головы.

— Пётр? — расправил я бородатую физиономию.

Вместо правой руки у покойника была культя с кровавыми лоскутами мяса, ноге тоже изрядно досталось, кровь ещё не успела толком свернуться, амуниция не тронута, метрах в десяти обнаружился АКМ с расколотым прикладом, без крышки и магазина.

— Осколками? — кивнул Стас на рубленое мясо.

— Да. Машина, — разглядел я рядом след лысых покрышек, чёрную порошу гари и смешавшуюся с песком кровь. — Похоже, он на ходу выпал. За мной.

Пикап Святых лежал на боку в ближайшей канаве. Правая сторона кабины была полностью раскурочена, оторванного колеса нигде не видно, зато под изорванным креслом водителя нашлась рука. То, что осталось от пассажира, идентификации не подлежало вовсе, его будто сквозь измельчитель пропустили, искорёженный облепленный песком автомат валялся снаружи.