Echo

Отрава. Убийственная смесь, открытая моим папой после того, как он побывал в Африке.

Раньше ты что-то не предлагала.

Ждала случая! Пить надо быстро — одним глотком, один за одним. Сначала немного текилы, соль и лимон — класс, потом вот это — во рту остаётся аромат амаретто, орехов, заедаешь сразу вот этим — фейхоа, ты думаешь, что это высшее блаженство и тут ты пьёшь № 3 — это абсент и леденец (один на двоих правда) из каких-то супертрав…

Они опрокинули всю батарею, немного закашлявшись. Ксю, облизывая леденец, подошла к двери и заперла её изнутри. Светка развалилась в кресле, испытывая лёгкое головокружение.

Раздевайся что ли, — зевнула Ксю, — а, на ещё леденец-то сосни, как он тебе?

Впечатляет.

Вставляет, ты хочешь сказать. Раздевайся, ложись…

Да у меня какой наряд.

Будешь в гольфах спать?

Я в шортах буду — трусиков у меня нет.

Что за новая мода! Насмотрелась эротической хуйни?!

Порнографической — как ты!

Ксю опустилась на колени у кресла.

Давай я помогу тебе снять гольфы.

Она уже ласково скатывала один, поглаживая икры. Светка вся тряслась.

Не надо, Ксю, это чушь…

Ксю резко встала, всхлипывая, закрывая ладонями лицо, отошла в тень.

Подумаешь! Я могу смириться с тем, что меня никто не любит. Никто. Такую меня. Я не знаю… Я не могу смириться с тем, что меня никто не любит… Вот если бы жить крайне долго, было бы наплевать — уж за такой-то срок кто-нибудь да полюбит… Всё будет… даже надоест… А мне осталось… Мне нельзя…

Но я же твоя подруга и я тебя люблю, — проговорила расчувствованная тоже Светка.

Ксюха быстро переместилась опять к креслу, в мгновение ока навалившись на подругу, пытаясь её поцеловать в губы, причём одна рука мастерски уже оказалась под шортами. Светка высвободилась, отворачиваясь и даже треснув её по щеке или по груди. Ксю вновь ретировалась в тень. Светка старалась как можно незаметнее сплюнуть, вытирала губы рукавчиком майки.

Плюёшся! Не хочешь меня знать, а говоришь: люблю.

Хочу общаться, а не целоваться.

— Язык, Светочка-семицветочка, как сказал дедушка Ленин, — важнейшее средство человеческого общения. Самое близкое общение — соприкосновение языками…

Светка засмеялась.

Ей смешно! да я сдохну, ебать! Я подыхаю как наркоман! — в лице её появилось что-то зверское, и Света заметила это.

Ксю, успокойся… Ты моя лучшая подруга, я знаю тебя с детства, хоть и сошлись мы как взрослые девочки недавно — у нас ведь всё общее, секретов нет… Что с тобой, расскажи мне. Мне очень тебя жалко… С тобой ведь что-то не то…

Ладно, — обречёно произнесла Ксюха, прячась в тень и даже отворачиваясь, — тогда… трахни меня в жопу… если не хочешь любить… просто трахни… мне только этого и надо.

— Ну вот — опять!

— Вот ведь какие персонажи! — шёпотом выкрикивал я набегу, всё яростнее и яростнее, а потом забыл про что. До Репы всего метров 200, потом по лестнице — 7-й этаж, но есть ведь лифт и, возможно, работает. Почему-то совсем темно, даже зябко, и заколол бок. Кажется, что это не тот подъезд! — измена как по обкурке, бешено колотится сердце. Остановка, шаг, другой, опять бег! Лестница, лестница, а ведь есть лифт! Воняет блевотиной и гнилым мусором, всякая гадость под ногами.

Перед дверью Репы почувствовал себя дурацки. Но ведь я не знаю, как режут вены! Знаю, Сенеке с его женой император приказал отвориь вены — а он решил долго не развлекать публику, собравшуюся на эту отвратительную казнь, и порезал артерии в паху, после чего, как выражаются врачи, благополучно скончался… Теперь буду знать… Звоню.

Дыхание, дыхание. Звоню, звоню… Долго, долго. Закопошились.

Кто там? — спрашивает мать изнутри.

Это я… А. Шепелёв.

Что случилось?

Мне нужен Алексей.

Он спит давно, время между прочим три часа. Всё.

Мне нужно позвонить ноль-три! — голос мой даже дрогнул.

Иди, Алёша, домой, не открою.

О. Фролов вены порезал…

Там уж завозился репобратец и меня впустили, разбудили Репу. Обычно недовольная и медлительная, она быстро и молча собралась, сказав братцу «Звони», и мы помчались обратно.

По дороге я пытался рассказать, что и как.

Широкие? — спросила она (на первом курсе она сама ходила с перебинтованной лапкой и очень не любила, когда про неё спрашивали или невзначай за неё хватались).

По сантиметру, три штуки.

Вот это Рыбак!

Крови полна ванна и всё улито.

Мы бежали, поднимались по ступеням, Репа что-то громко вещала, а я боялся, что повылезут соседи.