Э.Н.У.р (СИ)

Вернувшись к верстаку бати, я увидел на голоэкране колоритную троицу: слева сидел начальник полиции Торэн Меркури, справа за длинным столом нашелся Перелли, а вот посередине… Возвышаясь даже в сидячем положении, по центру сидел Силач. Как хмурая статуя, он не реагировал на забрасывающих его через через чат трансляции вопросами журналистов и вообще, будто был не здесь. Меркури как обычно имел вид дремлющего медведя, которого не стоит будить и лишь Перелли чуть ли не лучился счастьем. Так и хотелось ему сказать: съешь лимончик!

Первым начал речь Торэн Меркури.

— Люди, что преступили закон, покинули наше общество и по нынешней классификации называются «пиратами». Для возвращения к нормальной жизни они обязаны понести наказание за содеянное. В редких случаях, когда такие люди идут на сотрудничество с представителями власти объединенного человечества, они могут рассчитывать на послабление. Но наказание неминуемо!

После чего грузный мужчина откинулся на спинку кресла и слегка прикрыл глаза, показывая, что сказал все, что хотел. Слово тут же взял Перелли.

— Вы уже знаете, а кто не слышал, я повторюсь. Рядом с нами сидит человек преступивший закон. Пират по прозвищу «Силач». Ранее он уже объявил, что действовал в составе преступников под патронажем одного из членов парламента Малькома Блейда. Сейчас он сам расскажет свою историю: как стал пиратом, что его связывает с Блейдом и как он видит свою дальнейшую судьбу. Прошу.

Перелли с ожиданием повернулся к здоровяку. «Хмурая статуя» будто встряхнулась, сбрасывая с себя многовековую пыль. Прокашлявшись, Силач начал свою исповедь.

— Я родился не здесь. В трущобах Нового Рима. В самом начале Великой смуты. Мое детство, как и у большинства сирот, что остались в то время без родителей, прошло в вечных поисках куска пожирнее, да желании найти безопасный угол. Конуру. Сначала, во время войны всех против всех, мы прятались от солдат и полиции. Когда восстали искины, стали щемиться от любых камер и сложной техники. Жить в крупных городах из-за этого было сложно. И при первой возможности мы сбегали туда, где не было машин. На периферию. В итоге я сумел пробраться на межсистемник, что вез солдат сюда, на фронт. Тогда это еще было возможно — проверяли корабли в первую очередь на наличие посторонних механизмов. Считалось, что живые не могут представлять опасности и нас почти не считали. Хотя… Сейчас я понимаю, что меня тогда просто зарегистрировал кто-то из техников.

Силач замолчал. Было видно, что речь дается ему тяжело. Здоровяку было физически неприятно делиться своей историей, но видимо Перелли смог найти, чем надавить на него. У меня только возник вопрос: зачем это все рассказывать нам?

— Здесь у меня тоже не сложилось. Всего через полгода ИИ были задавлены окончательно. Я к тому моменту привык жить своим умом и своими… желаниями. Поэтому когда стали вводить единые законы, глобальную систему контроля за всем и вся, я стал бороться с ней как мог. И в итоге попал в банду, которая после второго восстания машин стала основой для пиратской ватаги. За более чем десять лет пиратства я смог подняться на самый верх, став одним из самых сильных и опасных атаманов… — тут Силач растянул губы в улыбке. Ему явно нравилось то, чего он достиг. Но натянутая улыбка погасла и исповедь продолжилась. — Около года назад я узнал, что у меня родилась дочь. Здесь, на Кратосе. Если вы думаете, что попасть сюда пиратам сложно, забудьте эти сказки. В одиночку, без боевого снаряжения и договорившись заранее с кем-нибудь из местных заправил, полет сюда становится не сложнее, чем туристическая поездка куда-нибудь в центральные миры. Тем, с кем договаривался я, был Мальком Блейд. Когда он узнал о моей дочери, то стал шантажировать меня ее безопасностью. Забрать ребенка с собой я не мог, а бросить… — пират покачал головой, показывая, что для него это было неприемлемо. — И тогда я согласился работать на него. Заказанные им миссии, как правило, были направлены на подрыв деятельности его конкурентов и прощупывание единственной тогда гильдии «Бурый смрад». Я должен был узнать их слабые места и разработать план уничтожения. И я сделал это! А потом сам же и воплотил в жизнь.

Я посмотрел на батю. На глазах у него проступили слезы, но он будто не замечал этого. На голоэкране никого кроме трех мужчин видно не было, да и посторонних голосов не слышно. Наверняка съемка велась из полицейского участка, возможно даже из кабинета самого Меркури, и никого постороннего туда пускать не стали. Иначе после слов Силача там воцарился бы шумовой ад. Да он и воцарился, но только в комментариях под трансляцией. А Силач продолжал.