Е.Б.Ж.

– Ребята, как выяснилось, не прочь поразвлечься для начала… – сказал он. – Гарем гаремом, а новизны всегда хочется, верно? Ну а потом по остальной программе. Они у меня личности разносторонние, любят развлечения РАЗНОГО рода. Ну, как, будем говорить? Или я зову моих ребятишек?

И Вика заговорила, как в бреду, сбивчиво и горячечно. Она рассказывала о депрессии, случившейся после развода с Мишей; и как к собственному удивлению узнала о том, что она директорша; и как пренебрежительно приняли ее матерые сотрудники-«разведчики»; и как она с трудом пыталась выяснить, кто причастен к подброшенной кошке с кулоном-камерой на бедной мертвой шейке… И потом ее ужас и страх при виде трупа девушки на ее кровати, ее попытки выяснить, чем занимаются подотчетные (как бы!) ей сотрудники…

Вика клялась, плакала и снова божилась, что сама ничего не понимает…

– Мне еще муж объяснял, что это такая игра, как в шахматы! И что в ней все играют по правилам! – захлебываясь от отчаяния, проговорила она. – Если кто-то выведал ваши секреты, то, значит, вы просто плохие игроки! Ну почему вы сваливаете ответственность на меня?!

– Хе, – развеселился Лысый. – Игра, говорите? Конечно, игра. Только Миша ваш рассказал не все правила… Это не «как в шахматы», это как в прятки. Кого нашли, тот и водит. Вы же самолично лицезрели девичий труп, не считая мертвой кошечки… Неужто для впечатлительной женщины мало, чтобы понять, во что вы ввязались, «мамзель»? – с ехидным акцентом на последнее слово проговорил Лысый. – Нет, если бы вы были наивной дамочкой, вы бы испугались, увидев наших людей на своей стоянке, они там находились, конечно, для того, чтобы дать вам понять, что мы вас вычислили. Но вы, лань моя трепетная, бесстрашно отправились стучать в окошко нашей машины и требовать, чтобы мы съехали с вашей стоянки.

– Это были ваши люди? Но я ведь не знала! Я думала, что вы выслеживаете! То есть я не думала… То есть я думала, что кто-то встал на стоянке для острастки клиента, который мог бы обратиться к нам! Я вовсе не догадывалась, что мне пытались что-то дать понять … Что меня вычислили… Меня? Я же ничего не сделала! У вас дезинформация!

Лысый произнес два слова в переговорное устройство. В комнату тут же задвинулись двое: один очень большой по размерам человек, прямо устрашающих размеров громила; зато второй был очень мелкий и очень паскудный по виду. Если бы Вике предстояло вручить им гран-при по страшности, то она бы явно разделила первое место на двоих.

– Будьте любезны, Виктория, – Лысый все еще сохранял джентльменский тон, – повторите все, что вы мне сказали, при них.

Вика, еще больше сбиваясь, повторила. В комнате зависла на некоторое время тишина. Ей вдруг привиделось, что эти трое людей – не более чем три компьютера, и в воздухе словно повисла заставка: «Подождите, пожалуйста. Идет обработка данных».

– О дезе и речи быть не может, – произнес наконец громила. – Все проверено.

– Мадам Ольшанская пытается нас убедить, – задумчиво протянул Мелкий, – что она не в курсе… В таком случае, пусть позвонит прямо сейчас своим подчиненным и отдаст распоряжение, чтобы всю деятельность немедленно остановили, а собранные материалы передали нам.

– Вы ничего не поняли, они меня не послушают, я же никто! Да и что остановить? Скажите хотя бы о чем речь?!

Она не успела понять, что случилось. Только ее скула съехала куда-то вбок, и кожу обожгло. Схватившись руками за лицо, Вика поняла, что ее ударили.

Ее никогда, ни разу в жизни не били. Никак, даже по попке в детстве, а уж тем более по лицу. Да еще так сильно, что чуть не вывихнули ей скулу. Она потеряла дар речи, только слезы выступили на глазах, от боли и от обиды. Оказывается, когда вас бьют, это, помимо того, что больно, еще и очень обидно…

– Либо ты знаешь и дурака валяешь… – произнес Лысый спокойно, глядя на ее обожженное ударом лицо. – Либо ты и впрямь не знаешь… Это совсем паршиво… Девчонка эта, Аня Куценко – проститутка, чей трупик ты нашла у себя в кроватке, – она тоже уверяла, что ничего не знает… Да только мы люди недоверчивые.

С его последней фразой на ее щеку опустилась тяжелая ладонь Громилы, свихнув ей челюсть в другую сторону. «Слава богу, хоть на место поставил», – мрачно пошутила про себя Вика, взвыв от боли.

– Ну, давай, Виктория, рассказывай. Кто нанял твою контору следить за нами? – деловито спросил Лысый, удовлетворенно изучив ее багровое лицо. – Ты же не хочешь, чтобы мы продолжили, верно?

– Не хочу!

– Так рассказывай же.

Но Вика по-прежнему совершенно не представляла, что именно она должна рассказать. До нее с трудом доходил смысл вопроса.

– Я не знаю, клянусь!

– Ну, раз не хочешь говорить, пеняй тогда на себя.

И Лысый кивнул Громиле и Мелкому. Во мгновение ока Вика была привязана к креслу, руки к подлокотникам. Кресло вдруг стало опрокидываться назад, так что она оказалась в полулежачем положении.

Это было крайне унизительно. Они стояли над ней втроем, а она почти лежала… Связанная… Почти как на кресле гинеколога.

– Как тебе, Виктория, удобно? – издевательски спросил Лысый.