Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время. 2014

Не исключено, что еще в приготовительной школе у склонного к простудным заболеваниям Эрика возникла та легочная болезнь, которая в конце концов свела его в могилу. Именно в первые годы пребывания в школе он стал болеть бронхитами и каким-то «желудочным кашлем» (так иногда называют кашель, возникающий из-за заброса содержимого желудка в пищевод). На это, однако, старшие (родители и воспитатели) не обращали внимания, полагая, что все пройдет само собой.

В школе Эрик очень скоро ощутил разницу в социальном положении бедных и богатых. Как живший «за счет» школы (на самом деле родители вносили частичную плату за обучение), он подвергался «назидательным» ремаркам учителей и старшеклассников по поводу того, что ему следует демонстрировать образцовое поведение, что учат его из милости и т. п. Эрика попрекали плохой одеждой и тем, что у него почти не было «своих» вещей⁶⁰. Если к тому же иметь в виду, что в родительском доме Эрику не раз говорили, что у семьи «благородные» старинные дворянские корни, чувство обиды было у него особенно горьким.

Через много лет в публицистической книге «Дорога на Уиган-пирс» Оруэлл посвятил фрагменты своему прошлому, включая детство. Но теперь он уже с открытой иронией писал об этих самых «бывших благородных», которые «теоретически... знают, как стрелять и ездить верхом, но на практике... не имеют лошадей, на которых можно было бы ездить, и ни одной пяди земли, на которой можно было бы стрелять»⁶¹.

В романе 1936 года «Да здравствует фикус!» Оруэлл сквозь воспоминания своего героя Комстока фактически воспроизводил свои школьные дни, когда все дети были богаче его и он «страдал от их высокомерного поведения так, как взрослый человек никогда не мог бы себе вообразить»⁶². Действительно, по воспоминаниям Коннолли, вместе с ним и с Эриком училась «целая куча знати» (имелась в виду знать английская), а также сиамский принц и сыновья южноафриканских миллионеров⁶³.

Естественным результатом было относительное одиночество и в то же время внутреннее неприятие школьных порядков, с которыми внешне ребенок быстро научился мириться, ибо отлично понял, что иначе только еще более отяготит свое существование. Именно таковыми виделись зрелому Джорджу Оруэллу школьные будни его давнего предшественника Эрика Блэра. И не имеет значения, что другие школьники, видимо, с определенным основанием, ощущали свое нахождение в школе Святого Киприана менее драматично. В данном случае важно не объективное положение вещей, а то, как все воспринималось нашим героем, ибо именно это восприятие оказало значительное влияние на его деятельность и творчество.

Уже на первом году обучения Эрик понял, что такое цензура, и возненавидел ее на всю жизнь. В этом не было ничего удивительного: кому в самом деле нравится слежка за тем, что пишет человек? В школе ученики должны были писать регулярные письма родителям. При этом каждое письмо просматривалось и исправлялось воспитателем, что было хорошо известно. Дети быстро поняли, что письма необходимо писать бодрые, по меньшей мере нейтральные и, главное, ни на что не жаловаться, иначе без неприятностей не обойтись. Вот первое письмо Эрика матери от 14 сентября 1911 года (разумеется, без какой-либо редакторской корректировки): «Дорогая мать, я надеюсь, ты в полном порядке, спасибо за то письмо, которое ты послала мне и которое я еще не читал. Я думаю, ты хочешь знать, как тут у нас в школе. Нормально, развлекаемся по утрам. Когда мы в постели. От Э. Блэра»⁶⁴.

Восьмилетний Эрик, как видим, с первых дней пребывания в школе учился эзопову языку, ибо знал, что его письмо перед отправкой прочитают взрослые. Из письма следовало, что хорошо в школе только утром, в постели, до начала учебного дня. Все остальное описано в слишком общих фразах. Тем не менее цензор себя выдал: в одном из слов была исправлена грамматическая ошибка.

Как видим, отнюдь не позитивные эмоции характерны были для ребенка с первых дней пребывания в школе Святого Киприана. Однако в действительности его положение и успехи были несравненно лучше, чем он представлял их себе тогда и позже описывал. О том, что годы, проведенные в приготовительной школе, при всем своем однообразии, тяготах, наказаниях, в том числе физических, не были таким «страшным кошмаром», о котором он не уставал повторять в зрелые годы, свидетельствовали и последующие его письма матери, которые проанализировал первый биограф Оруэлла Бернард Крик: «В них нельзя встретить никаких свидетельств о бедах. Ребенок, который находился бы в состоянии постоянного ужаса, писал бы короче и в более осторожных словах и фразах, не был бы таким разговорчивым и спонтанным»⁶⁵.