Джон Р. Р. Толкин. Письма

Я обо всем об этом рассказываю, поскольку надеюсь, что для вас оно представляет некоторый интерес и в то же время объясняет, насколько тесно связаны лингвистические построения и развитие и конструирование легенд. А также, возможно, убеждает вас в том, что оглядываться по сторонам, выискивая более-менее похожие слова или имена на самом деле не слишком-то полезно даже в том, что касается источника звуков, не говоря уже об объяснении заложенных в них смыслов и значений. Если что-то и заимствуется (нечасто) — это всего лишь звуки, которые затем включаются в новую систему; и лишь, одном случае с Эарендилем ссылка на источник проливает некий свет на легенды или их «значение» — да и в этом случае света немного. От использования слова йarendel как англосаксонского христианского символа, в значении вестника восхода истинного Солнца в лице Христа, я абсолютно далек. Падение Людей — в прошлом и «за сценой»; Искупление людских грехов — в далеком будущем. Мы пребываем во времени, когда о Едином Господе, об Эру, ведомо лишь мудрым, однако обращаться к Нему напрямую возможно только для Валар или через них, хотя Его до сих пор вспоминают в молитвах (произносимых про себя) люди нуменорского происхождения.

Текст заканчивается кратким описанием религии нуменорцев.

298 К Уильяму Лютеру Уайту

Данное письмо было напечатано, по всей видимости, без разрешения, вместе с адресом Толкина и домашним номером телефона в самом начале, в книге Уайта «Образ человека у К. С.Льюиса» (1969).

Оксфорд 61639

Сэндфилд-Роуд 76, Хедингтон, Оксфорд

11 сентября 1967

Уважаемый мистер Уайт!

Я могу вкратце рассказать вам о названии «Инклинги»: по памяти. У «Инклингов» не было своего летописца, и К. С. Льюис — отнюдь не Босуэлл{Босуэлл, Джеймс (1740–1795) — английский писатель, друг и биограф лексикографа С. Джонсона; его имя стало нарицательным для обозначения восторженного автора мемуаров.}. Это слово придумал не К. С. Л. (и даже не я). По происхождению оно — не более чем студенческая шутка, сочиненная в качестве названия для литературного (или писательского) клуба. Основателем его стал студент Юниверсити-Колледжа по имени Тэнджи-Лин — дату я не помню: возможно, середина тридцатых. Он, как я понимаю, лучше других студентов сознавал преходящий характер студенческих клубов и мод и задался тщеславной целью создать клуб, который окажется более долговечным. Как бы то ни было, он пригласил в члены и нескольких «донов». Кандидатура К. С. Л. напрашивалась сама собою; кроме того, он, возможно, на тот момент являлся тьютором Тэнджи-Лина (К. С. Л. был членом Юниверсити-Колледжа). В конце концов членами клуба стали мы с К. С. Л. оба. Клуб собирался в комнатах Т.-Л. в Юниверсити-Колледже; его деятельность сводилась к тому, что на каждом заседании члены зачитывали вслух неопубликованные сочинения. Предполагалось, что эти тексты тут же подвергаются критическому разбору. Кроме того, если клуб считал нужным, путем голосования решалось, что данное произведение достойно занесения в Книгу Протоколов. (Я был секретарем и архивариусом.)

Тэнджи-Лин оказался совершенно прав. Клуб вскорости вымер; в Книге Протоколов записей было — раз, два и обчелся; но, по крайней мере, мы с К. С. Л. уцелели. А название клуба перешло (силами К. С. Л.) на неопределенный круг друзей, который складывался сам собою: они стекались к К. С. Л. и встречались в его комнатах в Модлине. И хотя у нас вошло в привычку читать вслух сочинения самые разнородные (в том числе и по длине!), эта ассоциация и заведенный порядок все равно в ту пору возникли бы, вне зависимости от первоначального, скоропреходящего клуба. К. С. Л. обожал слушать, когда читают вслух, превосходно запоминал услышанное таким образом, а также обладал талантом к критике «экспромтом»; причем друзья его уступали ему и в первом, и во втором, и особенно в последнем.