Джои

Я проснулась от странного гула, напомнившего мне звук летящего самолёта. Спасены, подумала я и машинально вскочив с кровати ринулась к двери каюты. Дверь по-прежнему была заперта снаружи какой-то распоркой. На мгновение гул прервался на протяжный и посапывающий вдох, а затем вновь вырвался непонятным стоном, больше похожим на гудение низколетящего самолёта, чем на дыхание двадцатилетней девушки.

Вся постель была мокрая от пота, Джои сильно лихорадило, но она всё ещё была в алкогольной отключке.

— Есть там кто? — Громко крикнула я, прислоняя ухо к двери, с неприятным ощущением того, что дверь никто не откроет. Но за дверью послышался просыпающейся голос Майкла и одной из служанок, которая, судя по звукам, то же проснулась и что бы не быть застигнутой, поспешила уйти.

Дверь отворилась.

— Всё нормально? — Спросил Майкл, заглядывая внутрь каюты.

— Да. Правда её сильно лихорадит. — Ответила я, открыв настежь дверь и иллюминатор, начала размахивать полотенцем, чтобы немного проветрить каюту от удушливого перегара.

Следующие восемь дней Джои провела в агонии. Она почти не вставала. Её всю ломало, крутило на постели как обезглавленного удава в судорогах. Тошнило, чуть не выворачивая на изнанку.

Она кричала так, как будто ей ломают все кости. Даже виски не смягчали её жуткого состояния. Что бы хоть немножко забыться она напивалась до отключки сознания. В таком состоянии она становилась совершенно не управляема. Она уже не чувствовала ни жара, ни боли, ни страха. Всякий раз, когда ей мерещился Рон, она пыталась свести счёты с жизнью, заставляя нас обматывать её простынями и связывать верёвками. Иногда она успокаивалась, путая наши лица с её несуществующими детьми. Она откидывалась на спинку дивана, расположенных в каюте гостиной, вытягивала вперёд ноги, как с дальней дороги и звала Рона.

— Рон, дорогой, я дома, Рон, ты где? Почему я тебя не вижу? — Говорила она в пустоту каюты. Когда я пыталась её успокоить, смотрела на меня пустыми, остекленевшими глазами, которые видят не меня, а совершенно нечто другое, говорила:

— Анна, дитя моё. Как же ты выросла, доченька. Прижималась ко мне и начинала плакать. А когда я пыталась объяснить ей, что всё это кажется, она вновь тянулась за алкоголем, кричала, отрицала действительность, бросалась на каждого с обвинениями в чем угодно, и даже пыталась порезать своё горло ножом для масла.

Когда действие алкоголя заканчивалось, или давало небольшое послабление, она снова страдала, плакала, кричала и Божилась, что ничего не помнит и больше так поступать не будет. Но алкоголь ей сейчас нужен, чтобы выжить, иначе внутри неё переломаются все кости.

Восемь дней она не давала никому покоя, за редким исключением, когда засыпала сама.

На утро восьмого дня, боль и физическая зависимость героина дала слабину. Джои немного отпустило.

Вся грязная, не мытая, растрёпанная и до жути вонючая, вся в синяках от падений, царапин и порезов, в заблёванной сорочке и с уже запёкшейся кровью на ногах, так как ей было совершенно всё равно на естественные процессы своего организма, и теперь она начала возвращаться в себя.

— Я думала, что умру. — Сказала Джои осматривая себя.

— Всё возможно. Спасение ещё не пришло. — Напомнила я ей о том, что мы уже 12 дней дрейфуем в океане.

— Как же мне плохо, но я всё же хотела бы помыться и переодеться. Гораздо хуже чувствовать себя такой грязной. — Поднимаясь с постели сказала Джои. Её всю трясло, а руки дрожали. Она с трудом налила себе воду из графина, стоявшего на столе. А выпив воды села обратно на постель, стараясь отдышаться как после тяжелой пробежки.

— Тяжело и живот очень сильно болит. — Оправдывалась она.

— Конечно. Ты восемь дней ничего не ела, только хлебала виски до умопомрачения.

— Прости меня, пожалуйста. — С огромным раскаянием в голосе сказала она.

— Главное поправляйся. — ответила я ей, слегка похлопав ладонью по её коленке, а затем продолжила: — "Пойдём, я помогу тебе помыться."

21

В целях экономии пресной воды, пользоваться душем было запрещено. Мыться и стираться было предложено, прыгая за борт. Смывать соль с интимных мест, нужно было протирая их увлажнёнными пресной водой полотенцами.

После того как процесс купания и обтирания влажными полотенцами был окончен, Джои вновь наполнила свою фляжку виски и махнув за одно небольшую рюмку села за стол в ожидании завтрака.

На завтрак была консервированная фасоль, которую Джои проглотила, наверное, даже не жуя. А затем устроила небольшой скандал, потому что ей не дали ещё.

Фасоли было не жалко, но, после столь долгого голодания, начинать с трудно перевариваемой фасоли, к тому же в больших количествах было весьма неразумно. Это была последняя выходка Джои.

Через три дня она уже вошла в норму, не считая того, что была неразлучна с бутылкой виски и своей золотой фляжкой. Она вновь не пьянела и после пережитого кошмара, её состояние легкого хмеля, казалось лишь детской забавой. Да и делать на дрейфующей в океане яхте было совершенно нечего, кроме как пить и придаваться плотским утехам.