– Зачем хрустишь? – эхом вторит ему лысый старче. – Береги зубы смолоду! Кашку ешь, она полезная!
– По какому лезвию? – переспрашивает седой.
И, не дождавшись ответа, орет на весь зал:
– Девушка! Нам приборы не положили, одного ножа не хватает!
– У меня все есть, спасибо, не беспокойтесь!
Я пытаюсь успокоить похвально галантных, но огорчительно глухих старцев, но поздно, они уже бушуют вовсю.
– И бумажных салфеток нет! – возмущается лысый.
Клеймить позором работу местного общепита – его любимое занятие.
– И цветочек в вазе не поменяли, наша розочка увяла!
– Обидели нашу козочку! – подхватывает седой, по-отечески щекоча меня под подбородком.
Кормящиеся за другими столиками привычно веселятся, наблюдая очередное шоу старых скоморохов. Теперь я понимаю, что чувствует зритель в цирке, когда его неожиданно вытаскивают на арену и превращают в непрофессионального клоуна.
Встаю из-за стола, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не укусить шаловливые пальцы седого деда:
– Спасибо, я наелась.
– Нормально оделась! – кричит мне вслед лысый клоун. – Хорошая юбочка, так и ходи!
Выбегаю из столовой, едва не сбив у двери тумбу с расписанием экскурсий.
Трогаю свои щеки – сейчас они по всем статьям должны быть похожи на разогретые летним солнцем тугие помидоры. Фу, как стыдно!
Короткую юбочку, приглянувшуюся дедуле, я напялила в специальном расчете на встречу с Санычем, и теперь чувствую себя в ней полной дурой.
Что за глупое кокетство? Мини-юбка на инвалидке – это как седло на корове.
Мне, правда, казалось, что шерстяные колготки скрывают неровности оперированного бедра, но хромать-то я не перестала и, стало быть, в попытке быть хоть немножко женственной выгляжу просто жалко.
Злые слезы переполняют глаза, выкатываются на помидорные щеки, и в этот момент я замечаю темно-зеленый джип.
Он катится по аллее целеустремленно и с грозным рокотом, как мяч в боулинге.
– А, ч-ч-чеерт!
Я понимаю, что переодеться в джинсы уже не успею, и рукавом промокаю глаза и щеки.
Болоньевая куртка совершенно не гигроскопична. Джип останавливается в метре от меня, а я запрокидываю голову в глупой надежде, что солнышко живо просушит мокрые разводы на моей физиономии. Потом соображаю, что со стороны это выглядит так, будто я заносчиво задираю нос, и опускаю голову.
Тоже плохо: теперь я смотрю исподлобья.
«Ай да Маша, – сердито шепчет мой внутренний голос. – Умеешь незабываемо встретить!»
Я снова краснею (куда еще?!) и нервно одергиваю юбку.
Темно-зеленый джип плавным движением открывает дверь со стороны пассажира.
Пауза.
Наконец до меня доходит, что это приглашение, и я ковыляю к машине.
– Утро доброе? – не глядя на меня, произносит Саныч.
Значит, заметил мои мокрые глаза и щеки.
– Ага. Но, кажется, дождик начинается, – бормочу я, как поросенок Пятачок в мультфильме про Винни-Пуха, и шмыгаю носом.
– Прогноз хороший, – говорит на это Саныч и мягко посылает джип в галоп.
– Куда едем? – спрашиваю я, стараясь голосом не выдать беспокойства.
Я сильно сомневаюсь в том, что правильно одета для романтического путешествия, и очень сожалею об оставленных дома джинсах.
– В город, – отвечает Саныч. – Не волнуйся, ненадолго.
То есть он все-таки заметил, что я волнуюсь.
Делаю вид, будто абсолютно довольна окружающим миром и своим местом в нем. Поскольку Саныч молчит, развлекаю себя тем, что показательно любуюсь картинами природы, но постепенно втягиваюсь и в самом деле получаю удовольствие от того, что вижу.
Плотная стена леса вдоль дороги похожа на барельеф из ценных цветных металлов: здесь бронза, медь, золото – их чистые теплые цвета дополнены тусклой зеленью патины. Если бы не рык мотора, наверное, слышен был бы мелодичный перезвон металлических листьев. А буро-коричневые стволы деревьев походят на тронутое ржавчиной железо.
«Бронзовый век! – иронизирует мой внутренний голос. – Слава богу, каменный ты уже пережила».
Он намекает на недавнее время, когда я была заперта в четырех стенах: сначала в клинике, потом в санатории. Конечно, это не было тюремным заключением, и все же я чувствовала себя очень одинокой.
Теперь – другое дело. У меня есть верная подруга, добрые соседи и Саныч, роль которого в моей истории еще не определена, хотя я готова считать его героем.
– У меня даже чудесная собака есть! – восклицаю я вслух.
– И где же она? – косится на меня Саныч.
Он так смотрит, словно ждет, что я достану чудесную собаку из кармана или выпущу ее из рукава, как Василиса Прекрасная лебединую стаю.
Я начинаю хихикать.
Саныч вопросительно шевелит бровями. В сочетании с невозмутимым лицом это выглядит уморительно, и я смеюсь, как глупый маленький ребенок, которому снисходительный взрослый показывает «козу».
Саныч заламывает брови, изображая легкое прискорбие, и вздыхает, как опечаленный слон.
Я в восторге: мой Терминатор умеет шутить!
Вот так, любуясь видами и развлекаясь незатейливой пантомимой, мы приезжаем в город.
Я перестаю веселиться, но старательно удерживаю улыбку и жду, что будет дальше.