Джимми Хиггинс

Все — кроме адвоката Норвуда. После ухода доктора Сервиса он был главным смутьяном, выступавшим в защиту союзников. Норвуд встал и произнес небольшую речь. Он был приятно удивлен, услышав, что деньги собрали так быстро. Но, поскольку его тревожили сомнения, он навел справки. Здесь кроется какая-то тайна. Новая газета, как было только что сказано, должна выступить за проведение забастовки на заводе «Эмпайр», а всем известно, что в настоящее время некоторые враждебные могущественные силы крайне заинтересованы в устройстве забастовок на военных заводах.

В ту же секунду с места вскочил Неистовый Билл.

— Уж не возражает ли товарищ против требований рабочих военных заводов ввести восьмичасовой рабочий день?

— Нет,— ответил Норвуд,— конечно, нет; но если мы хотим бороться в союзе с кем-то, мы, разумеется, должны знать, что представляет собой наш союзник и какие цели он преследует. Я узнал,— все почему-то избегают говорить об этом,— что крупная сумма была внесена каким-то неизвестным лицом.

— Он организатор АФТ[4],— вырвалось у Джимми. От волнения он совершенно забыл о своей клятве соблюдать строжайшую тайну.

— Ах, вот как! — сказал Норвуд.— Как его фамилия? Все молчали.

— А предъявил он свое удостоверение? Опять молчание.

— Я полагаю, присутствующим, как людям, хорошо знакомым с постановкой дела в профсоюзах, должно быть известно, что всякий организатор — если он действительно организатор — имеет при себе соответствующее удостоверение. Если он его не предъявил, надо было по крайней мере обратиться с запросом в его организацию. Был такой запрос сделан?

Опять молчание.

— Я не хочу открыто обвинять кого-либо...— продолжал Норвуд.

— Зачем же,— перебил его Неистовый Билл.— Вы предпочитаете обвинять исподтишка. :

— Я хочу лишь удостовериться, что организация отдает себе отчет в своих действиях. Ни для кого в Лисвилле не секрет, что из какого-то источника к нам исправно поступают деньги для устройства беспорядков на заводе «Эмпайр». Деньги эти, безусловно, проходят длинный путь, прежде чем попасть из рук кайзера в наш город, но будьте уверены: именно его рука направляет эти деньги к конечной цели.

Шум поднялся невероятный. Кто кричал: «Позор! Позор!», кто: «Где доказательства?», а самые «неистовые» орали: «Вон его!» Им давно хотелось отделаться от Норвуда, и случай был как нельзя более подходящий. Но молодой адвокат не сдавался и отвечал ударом на удар.

— Вам хочется доказательств? Хорошо. Но, предположим, нам стало бы известно о тайном заговоре капиталистов уничтожить в нашем городе профсоюзы, а лисвиллский «Геральд» начал бы требовать «доказательств»,— что бы мы тогда подумали?

— Иными словами,— закричал Шнейдер,— вы убеждены в этом лишь потому, что речь идет о Германии!

— Да, я убежден в этом,— ответил Норвуд,— потому что речь идет о том, чтобы помочь Германии выиграть войну. Германия пойдет на что угодно ради этой цели, и тут не нужно никаких особых доказательств. Все вы, немцы, отлично знаете, что это так; больше того, вы гордитесь, хвастаетесь своей энергичной деятельностью!

Вновь раздался крик: «Позор! Позор!», но на этот раз кричала одна Мэри Аллен, ожидавшая, очевидно, что ее поддержит дружный хор голосов, и оставшаяся, к своему смущению, в единственном числе.

Молодой Норвуд презрительно рассмеялся — он отлично знал своих товарищей немцев.

— Ваше правительство продает сейчас в Америке облигации государственного займа. Предназначаются они якобы на поддержку семей раненых и погибших на войне. У нас в городе, как я слышал, облигации тоже покупались. Неужели кто-нибудь серьезно думает, что вырученные деньги достанутся семьям пострадавших?

На этот раз немцы не смолчали.

— Я так думаю! — крикнул товарищ Кельн.

— И я! И я! — поддержали его другие.

— Деньги застревают в Лисвилле,— заявил адвокат,— и идут на устройство забастовок среди рабочих «Эмпайра».

Добрый десяток людей одновременно потребовали слова. Председатель предоставил слово Шнейдеру, поскольку могучий голос пивовара заглушил все остальные.

— Чего собственно хочет товарищ? — загремел он.— Разве он не за восьмичасовой рабочий день?

— Уж не получил ли он денежки от старика Гренича? — крикнул Неистовый Билл.— Или, может быть, он не знает, что Гренич нанимает ловких молодых адвокатов? Не то его рабы взбунтуются и перестанут гнуть спину!

IV

Норвуд подлил масла в огонь, а сам уселся на место и стал молча наблюдать, как разгораются страсти. Напрасно немцы подпускали шпильки — он-де боится сказать откровенно, что организация не должна выступать против требования восьмичасового рабочего дня. Норвуд лишь посмеивался. О нет, он хотел заставить их высказаться, и он добился этого. Оказывается, они не только готовы работать на кайзера! Они готовы брать у него за

это деньги!

— Брать у «его деньги? — воскликнул Неистовый Билл.— Да я ради социалистической пропаганды взял бы деньги у самого дьявола!