Джим Моррисон после смерти

– Я не дала бы тебе профилонить, даже если б могла. В общем, давай выходи из бассейна и иди одеваться. У тебя пять минут.

– За что ты меня так не любишь?

Взгляд Зиппоры был одновременно пронзительным и стеклянным.

– Да, я тебя не люблю. Но в данном случае дело не в этом. Меня волнует другое: ты совершенно невыносима, с тобой трудно общаться, и ты потенциально опасна. Когда ты наконец поимеешь себе неприятности – а ты их поимеешь, можешь не сомневаться, – то скорее всего утянешь с собой и других.

– Ты меня так мало знаешь, а судишь.

– Ты тут не первая, кто пытается испытать на прочность своё положение.

– А я разве испытываю на прочность своё положение?

– Вот именно. И хотя ты мне особо не нравишься, я дам тебе один полезный совет. Когда пройдёт первое очарование новизны и ты ему надоешь, тебе очень понадобится поддержка. Так что на твоём месте я попыталась бы завести друзей.

Сэмпл кивнула и неохотно опустила ноги на дно бассейна. Она понимала, конечно, что по-своему Зиппора желает ей добра, но она вовсе не собиралась оставаться в гареме Анубиса до тех пор, пока на себе не узнает, что это такое – лишиться божественной милости. Она выбралась из бассейна и отмахнулась от прислужниц, бросившихся к ней с полотенцами и халатом. Проходя мимо Зиппоры, она проговорила, очень надеясь, что с должной долей уважения:

– Я пойду посмотреть на бомбу и буду вести себя хорошо. Я совсем не хочу с тобой ссориться.

Зиппора приняла это как извинение.

– Я приму во внимание твои слова. Если ты это искренне.

Сэмпл убрала влажные волосы с глаз.

– Я это искренне. На самом деле я не такая уж самовлюблённая и капризная, как ты думаешь.

Она направилась в раздевалку, шлёпая по полу мокрыми ногами. Это каким же надо быть психом, размышляла она про себя, чтобы сконструировать и взорвать атомную бомбу исключительно ради собственного развлечения.

– В общем, как ты понимаешь, мне было очень хреново, когда этот парень меня застрелил, в баре в Эль-Пасо. Я к тому, что это как же надо опуститься, чтобы связаться с бандой ублюдков, которые врываются к людям на свадьбу, убивают жениха, убивают шафера, отца невесты, священника и тут же насилуют и невесту, и мать невесты, и посажёную мать, шестерых подружек невесты и вдобавок парочку монахинь, которые просто проходили мимо, а потом у них даже совесть не просыпается, то есть вообще никаких угрызений, и объяснение тоже шикарное – они, мол, уже пятый день пьют мескаль, вот им в голову и ударило.

Джим кивнул. Он понимал, что этой маленькой безымянной зверюшке надо выговориться. А то тут, на болотах, и поговорить-то не с кем. Кроме плотоядного растения.

– Я понимаю.

– Конечно, время было крутое. 1869-й…

Джим удивился:

– Так ты обретаешься тут на болоте с 1869-го?

– Ну да.

Джим моргнул:

– Ничего себе.

– Но я себя чувствовал виноватым.

– Всё равно. Получается, ты здесь дольше, чем Док Холлидей, и, насколько я вижу, у тебя тут не слишком-то весело.

– Ну, не все могут так веселиться, как Док.

– Ты знаешь Дока?

– Конечно, я знаю Дока. Мы же с ним вроде как земляки.

– Я так понял, тебя пристрелили в Техасе. А Док, он все больше по Аризоне и Колорадо.

– Когда я сказал «земляки», я имел в виду не географию, а время. И культурное окружение. Мы с Доком оба подались на запад после Войны между штатами[29]. Тогда многие уезжали на запад. Причём многие – в невменяемом состоянии. У них что-то там в голове повредилось после войны. Они видели столько смертей… они вообще ничего не умели, кроме как убивать или быть убитым. Я к тому, а чего ещё ждать после Шилоха, Виксбурга, битвы в Глуши и атаки Пикетта на Кладбищенский хребет? Другой такой войны мир не знал. Да, дружище. Там были такие маленькие снаряды, они людям руки напрочь отрывали, даже запущенные с расстояния в милю. И большие канистры с какой-то хренью, которые целый взвод разносили в куски с одного попадания. Это была просто бойня. Механическая бойня. Первая организованная резня Промышленной революции. Говорят, парни сходили с ума во Вьетнаме, но я вот что тебе скажу; Вьетнам – это хуйня по сравнению с Ченселлорсвиллем. Тогда в один день мы потеряли столько, сколько они за двенадцать лет в Наме. А когда всё закончилось и Бобби Ли сдался Гранту в здании суда в Аппоматтоксе, в стране столько психов осталось, одержимых мыслями об убийстве… и все двинулись на Фронтир и бесновались там ещё лет десять, кабы не больше. Одни, Кастер вот или Шеридан, занялись истреблением индейцев – думали, что геноцид прогонит призраков прошлого. Другие ушли в партизаны, для них война продолжалась. Джеймс со своими ребятами, «Младшие»…

– А третьи надрались мескалем, грохнули жениха и изнасиловали невесту, подружек невесты и всех остальных?

Зверёк ухмыльнулся и кивнул головой:

– Точно так.