– Привет, Джим! – воскликнул пойманный врасплох Лукас. – Вообще-то сказанное предназначалось не для твоих ушей. Хотя, пожалуй, почему бы тебе не знать?
Словом, мы с Эммой уезжаем отсюда. Навсегда. Так надо.
– Из-за меня? – испуганно спросил Джим.
– Если толком разобраться, – ответил Лукас, – то король прав. Усландия и в самом деле для всех нас маловата.
– А когда вы уезжаете? – пролепетал мальчик.
– Лучше не откладывать дело в долгий ящик. Раз нужно, значит нужно, – серьезно сказал Лукас. – Думаю, мы уедем прямо сегодня ночью.
Джим немного подумал, а потом решительно сказал:
– Я еду с вами.
– Нет, Джим! – ответил Лукас. – Так дело не пойдет. А что скажет на это госпожа Ваас? Она ни за что не позволит.
– Лучше ее ни о чем не спрашивать, – решительно возразил Джим. – Я все объясню в письме и положу его на стол в кухне. Когда она узнает, что я уехал с тобой, то уж точно не будет слишком сильно переживать.
– Я думаю, что наоборот получится, – сказал Лукас с озабоченным видом.
– К тому же, ты и писать-то еще не умеешь.
– Ну тогда нарисую, – объявил Джим.
Но Лукас серьезно покачал головой:
– Нет, мой мальчик, я не могу взять тебя с собой, как бы мне этого ни хотелось.
Ничего не выйдет. В конце концов, ты еще слишком мал и будешь нам только…
Лукас оборвался на полуслове, потому что встретил взгляд Джима. Он был очень решительным и очень несчастным.
– Лукас, – тихо сказал мальчик. – Что ты такое говоришь? Вот увидишь, как я вам пригожусь.
– Ну что ж, ладно, – ответил Лукас, немного смутившись.
– Конечно, паренек ты очень умелый, и иногда, наоборот, больше пользы как раз от маленьких. Это уж верно…
Лукас закурил свою трубку и какое-то время молча попыхивал ею. Он уже был почти согласен, но сначала хотел испытать мальчика. Поэтому он опять начал:
– Подумай-ка вот о чем, Джим: от Эммы-то надо избавиться, чтобы в будущем тебе хватало здесь места. А если уйдешь ты, Эмма может спокойно остаться. Да и я тоже.
– Нет, – упрямо ответил Джим, – не могу же я бросить своего лучшего друга. Или мы все вместе остаемся, или мы все вместе уезжаем. Оставаться здесь нам нельзя.
Тогда поехали. Втроем.
Лукас заулыбался.
– Молодец, старина, – сказал он и положил руку на плечо друга, – боюсь только, что королю все это будет некстати. Такого он себе точно не представлял.
– А мне все равно, – объявил Джим. – Я еду с тобой.
Лукас надолго задумался, выпуская из носогрейки такие клубы дыма, что его почти не стало видно. Он всегда так делал, если был растроган, потому что не хотел, чтобы кто-нибудь это заметил, но Джим-то его знал.
– Хорошо, – раздался наконец голос из табачного облака.– Жду тебя здесь ровно в полночь.
– Договорились, – отозвался Джим.
Они пожали друг другу руки, и мальчик уже собрался уйти, как Лукас снова позвал его.
– Джим Кнопка! – сказал Лукас. Это звучало почти торжественно. – Ты и в самом деле отличный парень! Лучше всех, кого я видал в своей жизни.
Потом он повернулся и быстро ушел.
Джим задумчиво поглядел ему вслед и тоже побежал домой. Слова Лукаса еще долго звучали в его ушах, а еще он думал про госпожу Ваас, которая всегда была доброй и очень его любила. На душе у него скребли кошки и пели скрипки.
Глава четвертая, в которой в море выходит необычный корабль, и Лукас узнает, что на Джима Кнопку можно положиться
Миновал ужин. Джим зевнул так сильно, словно ужасно устал, и сказал, что сейчас же отправляется в кровать. Госпожу Ваас это немного удивило. Обычно ей стоило больших усилий уговорить Джима пойти спать, но тут она подумала, что мальчик и впрямь взрослеет. Когда он уже лежал в постели, она, как обычно, еще раз заглянула к нему, хорошенько накрыла его одеялом, поцеловала на сон грядущий и, погасив свет, вышла из комнаты. А потом вернулась на кухню вязать ему новый свитер.
Джим лежал в кровати и ждал. В окно светила луна. Было очень тихо. Только океан мирно рокотал у государственной границы, и из кухни время от времени слышалось тихое постукивание спиц.
Внезапно Джим подумал о том, что он никогда не будет носить свитер, над которым трудилась госпожа Ваас, и что с ней станет, узнай она такое…
У Джима на сердце стало так ужасно тяжело, что лучше было бы заплакать или побежать на кухню и все рассказать госпоже Ваас. Но тут он вспомнил слова Лукаса, сказанные ему на прощанье, и понял, что надо молчать.
Однако это было тяжело, почти невыносимо тяжело для того, кто пока еще считался полуподданным. К тому же Джим вдруг почувствовал страшную усталость. Еще никогда он не бодрствовал так долго, поэтому глаза его едва слушались. Если бы можно было хотя бы походить туда-сюда или во что-нибудь поиграть! Но мальчик лежал в теплой постели, и его неудержимо клонило в сон.
Он то и дело представлял себе, как здорово было бы просто взять и заснуть. Джим тер глаза и щипал себя за руку, стараясь оставаться бодрым. Он воевал со сном.
Но внезапно все-таки задремал.