- На бомбах приготовиться!
У бомб возился ученик Кучин. Хватался за что попало и недоуменно бормотал. Плетнев оттолкнул его в сторону:
- Пусти.
К счастью, Кучин походное крепление отдал, а напутать ничего не успел. Теперь одно движение рычага - и бомба полетит за борт; только сперва нужно сорвать с нее предохранительную чеку.
- Готовы бомбы! - крикнул Плетнев.
- Есть, - ответил писарь и в телефон повторил: - Готовы бомбы!
- Батюшки! - вдруг сказал Кучин. - Что же это такое?
Миноносец уже выровнялся и шел прямо. Вероятно, прямо на серое пятно, которое было неприятельской лодкой. Носовая пушка больше не стреляла - значит, лодка погрузилась. Что же дальше?
Дальше по звонку бомба полетит прямо в клокочущий пенный бурун за кормой. Что, если от толчка гидростатический диск вогнется и бомба тут же рванет? Не должна, а все-таки черт ее знает, и заряд у нее здоровый.
И, с трудом оторвавшись от кипения крутящейся пены, Плетнев вдруг увидел бледное ночное небо и на нем низкие рваные облака.
Короткий звонок. Нажим на холодную сталь рычага, еле заметный в буруне всплеск.
Ноль раз, ноль два, ноль три ,. и на восьмой секунде резкий толчок, от которого вся корма подскочила кверху. Такой толчок, точно миноносец с размаху ударился о камень.
- Батюшки! - повторил Кучин.
- Чеку снимай! - ответил Плетнев. - Не туда лезешь. Вот она. - И Кучин дрожащими пальцами сорвал чеку.
Снова звонок, опять нажим на рычаг, и через положенный промежуток времени новый взрыв. Дальше как по расписанию - просто и даже скучновато - шесть бомб одна за другой с равными промежутками.
Миноносец опять накренился. Сделали новый поворот, легли на обратный курс и сбросили еще четыре бомбы. Теперь взрывы стали совсем привычными. Даже приятно было ощущать свою разрушительную силу, чувствовать, как от твоих ударов вздрагивает все море.
Прошли еще третий раз широкой дугой, но никаких следов лодки не обнаружили. Если бы удалось ее задеть, на поверхности плавали бы пятна масла и нефти, но никаких пятен тоже не оказалось.
Значит, не удалось. Противник успел уйти и едва ли собирался вернуться. Потому был дан отбой тревоги.
Только тогда заговорили. Из-за плохой видимости лодку заметили слишком поздно, - эх, обида! Она шла в надводном положении, но сразу же стала погружаться, - испугалась, сволочь!
Говорили со злобой. С досадой, что не смогли лодку накрыть и уничтожить, порвать в клочья и уложить на дно. С предельной ненавистью, конечно рожденной страхом.
Плетнев поймал себя на том, что вполне разделяет все эти чувства, но сразу же пожал плечами. Там, глубоко под водой, на лодке такие же рабочие и крестьяне, как эти, вероятно тоже ругались, что не успели выпустить торпеды и разнести миноносец. Все это было невыносимо глупо.
Кстати, это было его первое боевое крещение. Почему крещение? Идиотское слово. Плетнев шагнул вперед, но сразу присел от неожиданной и нестерпимой боли в коленке. Должно быть, он ее зашиб, но когда именно - вспомнить не мог.
Только этого не хватало!
11
В кают-компании разговор был бесстрастным, потому что показывать свое волнение не полагалось.
Лодка открылась с левого борта в двадцати кабельтовых, а может, чуть поближе. Шла в надводном положении, примерно параллельным курсом.
- Вот. - И две спички, брошенные на скатерть, изобразили противников.
Конечно, она первой обнаружила миноносец, а потому успела отвернуть и погрузиться - левая спичка быстро повернулась, а правая бросилась за ней, но слишком поздно.
Ныряющие снаряды, в общем, чепуха. Бомбы? Слов нет, великолепны, только класть их следует у самого борта лодки, а это непросто. В море, к сожалению, места хватает.
Но в холодном голосе Гакенфельта, в самоуверенных высказываниях Аренского и в горящем лице Бахметьева было все то же чувство, о котором говорить не следовало.
Вот так же в дозоре один за другим были взорваны одной немецкой лодкой три больших английских крейсера. И в другой раз русский броненосный крейсер "Паллада" окутался столбом дыма в полторы версты вышиной и через пять секунд исчез с поверхности моря со всей своей командой.
Внезапный удар - и катастрофа. Так было уже с сотнями других кораблей, и так могло быть с "Джигитом" всего полчаса тому назад.
На лампе над столом - большой абажур оранжевого шелка, в полутьме мягкая кожаная мебель, а дальше в углу стеклянный ящик с подарком завода - серебряной вазой для фруктов. Просто нельзя себе представить, что в одно мгновенье все это может перемешаться с огнем и водой и сразу исчезнуть.
Алексей Петрович Константинов вошел в кают-компанию и улыбнулся. Он отлично понимал, что в ней происходило.
- Между прочим, - сказал он, - в Порт-Артуре после гибели "Петропавловска" испугались неприятельских подлодок, которых, кстати, в природе не существовало, и решили с ними бороться.