Джесси

Вока сожалел, что вообще начал этот разговор. Но недосказать всего, чего хотел, он уже не мог. Он подвинул пустую чашку на середину стола, взглянул на Аню.

– Однажды он тебе об этом скажет сам, и тогда ты должна будешь принять решение – или, или. И как же ты поступишь? Скажешь, мол, ничего страшного и что болезнь дружеским отношениям не помеха, и таким образом дашь понять, что на что-то более серьёзное он может и не рассчитывать, и этим ещё более усугубишь его состояние? Думаю, что лучше тебе этот выбор сделать сейчас, пока ещё есть время.

Казалось, что Аня внимательно рассматривает фиалки.

– Это очень хорошо, что ты пришел, Володя… – оторвала она взгляд от цветов. – И я рада за Гену, что у него есть такой друг, как ты. Но для себя, Володя, я уже всё решила…

Вока вскоре ушел, а в окне Аниной комнаты до поздней ночи горел свет. Утром ей сразу же вспомнился разговор с Вокой. Вчера вечером он произвел на неё гнетущее впечатление. Сейчас же на душе было светло и радостно. Да, конечно же, она приняла решение!..

Осенью, когда в красно-бордовое оделись клёны, золотом покрылись каштаны и небо стало по-особому пронзительно голубым, и в воздухе, прогретом дневным солнцем, носилась липкая паутина, а прохладные вечера тревожной грустью касались самых потаённых струн души, в один из субботних дней – из дверей дворца бракосочетаний в окружении родственников и друзей вышли Гена и Аня. Сразу же за ними, в перевязях дружка и подружки, шли Вока и Вика. Только что женщина в строгом костюме – работник дворца бракосочетаний – торжественно объявила Гену и Аню мужем и женой, и они под звуки свадебного марша принимали поздравления. Гена – непринужден и общителен, лишь слегка бледное лицо выдает волнение. Глаза же Ани сияли счастьем. Все последнее перед свадьбой время Гена жил, словно в призрачном сне: ему казалось, что всё это происходит не с ним, а с кем-то другим. Он боялся проснуться и потерять это пьянящее чувство любви и восторга. Все хлопоты, сопряженные со свадьбой, взяли на себя Михаил Иванович и Людмила Александровна. Профком выделил Гене комнату в семейном общежитии, хотя они, никого не притесняя, могли жить или у Гены или же у Ани. Но будущие молодожены решили жить отдельно, что, конечно же, не могло не огорчить Михаила Ивановича. Но его радость за Гену была столь велика, что он был согласен и на это, хотя слегка пожурил его – не без того.

– Эх, Генка! Думал, заживем дружненько, на дачу вместе, на рыбалку там… А ты вон, не успел жениться, а уже отделяешься! – хмурился он.

– Да мы в гости приходить будем, надоедим вам ещё! – улыбался Гена.

– Ну-ну, поживем, увидим! – гладил свои пышные усы Михаил Иванович.

Аня же была согласна с Геной, что жить нужно начинать отдельно. Впрочем, казалось, что она была согласна со всем, что он думает, говорит и делает. Что, в общем-то, не удивительно, особенно в это первое время, когда отношения еще столь легки и фееричны. Это отражалось и на их взаимопонимании. Будучи достаточно разными по характеру и внутренней энергетике людьми, они были как одно целое в своих мечтаниях и планах и, глядя на них, можно было лишь умиляться.

Свадьбу гуляли в арендованном на вечер кафе. Гуляли весело, мирно – спиртное на евангельских свадьбах не употребляют. Но атмосфера в кафе была праздничная и торжественная. Хотя отсутствием хмельного были довольны не все…

– Эх! На Генкиной-то свадьбе, и стопку не выпить! – сокрушался Михаил Иванович. И, под укоризненным взглядом Людмилы Александровны, принимался вяло ковырять вилкой салат, время от времени тяжко вздыхая и покачивая головой. За два дня до свадьбы приехали родители Гены. Отец поздравил, подарил магнитофон и, не имея времени, так как в колхозе еще продолжалась уборочная, уехал. Мать сидела рядом с Людмилой Александровной; на свою невестку и сына взирала с нескрываемой любовью. За последние годы она заметно пополнела, но оставалась по-прежнему статной, гордо держала голову на высокой красивой шее. Нарядное платье, купленное ею специально для свадьбы, очень шло к ней. Гена, глядя на неё, улыбался.

– Смотри, как мама на нас смотрит, – прошептал он Ане на ухо.

– Она у тебя писаная красавица! – так же шепотом ответила она.

– После тебя – самая красивая.

Аня чуть сжала его руку под столом и улыбнулась.

Регистрация в ЗАГСе в евангельских церквях – это всего лишь регистрация, жених и невеста становятся мужем и женой только по благословении пастора. Вока, на «Ладе» Михаила Ивановича, привез пастора к середине свадебного вечера, когда шум и торжественность уже несколько поутихли. Используя небольшую сцену кафе как амвон, пастор пригласил на нее жениха и невесту.

– Геннадий, – обратился он к жениху, – по доброй ли воле и любви ты берёшь в жены Анну?

– Да! – выдохнул Гена.

– Анна, – обратился пастор к невесте, – по доброй ли воле и по любви ты выходишь замуж за Геннадия?

– Да, – тихо сказала, почти прошептала, Аня.

Пастор возложил руки им на головы и громко произнёс: