Джентльменов нет - и привет Джону Фаулзу!

– Лиза, ты где? У Саши поднялась температура. Пока тридцать восемь и три. Что ему дать из лекарств? Ты скоро приедешь?

Как всегда, когда у Сашки поднималась температура, Лизу охватывала паника. Разговоры типа: «Все дети болеют, ничего особенного», – были не для нее. Когда Сашка заболевал – а случалось это довольно часто, – она всегда вначале чувствовала ужас и желание убежать куда-нибудь на край света, чтобы от этого ужаса скрыться. Конечно, она никуда не бежала и сама решала все исходящие из текущего момента задачи, но чувство ужаса, противная слабость в ногах, замедленная способность соображать, покрывающиеся холодным потом руки и сердцебиение настолько были противны ей, что даже снились в ночных кошмарах. Одна мысль о том, какой Сашка становится больной – жалкий, тяжелый, красный, покрытый испариной, – могла привести ее в состояние болезненной слабости. Лиза боролась с ней. Ей не на кого было переложить заботы о сыне. И она старалась не обращать внимания ни на свое сердцебиение, ни на слабость, а заставляла себя делать то, что нужно – поить его лекарствами, следить за температурой и ждать. Ждать – вот что было тяжелее всего. Поможет или не поможет лечение – каждый час ожидания был для нее пыткой. В такие часы Сашка лежал с полузакрытыми глазами и стонал. Запихнуть в него лекарство было проблемой. И тогда она еле сдерживала себя, чтобы не стучать без разбору во все чужие двери, не бегать по улицам и не кричать дурным голосом: «Помогите! Скорее! Кто-нибудь! У меня умирает ребенок!»

В последний год она научилась сдерживаться, но глупые мысли все равно лезли в голову. «А если лекарство не поможет?» – с замиранием сердца думала она. Но лекарство, к счастью, до сих пор рано или поздно помогало. Сашкин организм справлялся с болезнью, но каждый раз, когда он заболевал вновь, ее кошмар повторялся сначала. Ничего на свете не было для нее страшнее тех ночей, когда сын болел.

И вот теперь у него снова поднялась температура. Месяца не проходит, особенно осенью, чтобы он не заболел. А ведь она старается не ходить с ним в публичные места! Не стремится к тому, чтобы он был в контакте с другими детьми. На прогулки они ходят в парк. По магазинам она носится одна, благо у нее есть Галя. И все равно, все равно... Наказание!

Как она мечтала, что с самого раннего возраста будет закалять сына, запишется в туристическое общество, будет брать его с собой в поездки, ходить вместе с ним в бассейн! Какие поездки, когда он бесконечно болеет – то уши, то сопли, то кашель, то живот! Она и не подозревала, что материнство – такой тяжкий крест! Она думала, если человек способен зарабатывать деньги – он в состоянии вырастить ребенка. Теперь же вся жизнь оказалась переиначенной, перекроенной, подчиненной только одному – сыну, маленькому существу, который радует ее далеко не всегда, но без которого она просто не мыслит своей жизни.

– Галя, лекарства на полке в шкафу. Если температура не опустится через час, поставь еще жаропонижающую свечку! Я выезжаю с работы.

– Ты же знаешь, со свечкой он даже не позволяет к себе подойти!

Лиза поняла, что Галя шепчет специально, чтобы Сашка не слышал.

– Я знаю, я выезжаю!

Она захлопнула журнал, засунула его в сумку, машинально поправила свой рыжий парик и выскочила на улицу. Ничто уже теперь не имело для нее значения – ни желтые листья, ни теплый вечер, ни прелестное небо, внезапно очистившееся от облаков, темно-синее над ней, но еще светившееся розовым далеко за домами. И люди сидели точно так же в кафе, и продавцы всякой мелочи колготились у метро, но Лизе безразличны стали витрины магазинов, яркие развалы книжных лотков. Она устремилась в метро, смешавшись с толпой усталых, запыленных городом пассажиров, и считала минуты, за которые ей удастся добраться до дома как можно скорее.

Практически около дома снова зазвонил мобильник. «Сашке плохо!» – бешено заколотилось сердце. Но нет, в трубке звучал знакомый мужской голос.

– А, папа! Привет! Как мои дела? Неважнецки. Сашка опять заболел. Вот бегу домой. Ты тоже заедешь? Отлично. Только на угощение не рассчитывай, неизвестно, что с ним. Деньги? Да, деньги не помешают, только в придачу к ним не рассказывай мне, пожалуйста, какой ангельский ребенок твоя четырехлетняя дочь, моя сводная сестра. Я этого сейчас не вынесу, папа. На фоне Сашкиных болезней рассказы о прекрасных чужих детях кажутся мне добросовестным заблуждением.

– Что это значит? – раздалось в ответ.

Лиза напряглась.