Дженни. Томасина. Ослиное чудо

Он подождал, пока притча просочится сквозь крепкий череп его друга, и закончил:

– Нет, Эндрью, у тебя будет очень глупый вид, если ты обвинишь Лори. Полиция прекрасно знает, что она просто даёт советы пастухам, женщинам и детям, у которых болеют овца, собака или кот.

– Ну иди сам, – сказал Макдьюи. – Поговори с ней, ты же её так хорошо знаешь!

– Что ты! – воскликнул Педди. – Я совсем её не знаю. Её не знает никто.

– Не говори ты глупостей, Энгус! Кто-нибудь да знает. Пришла же она откуда-то…

– Знает её кто-нибудь? – тихо, почти про себя, спросил священник. – Да, в каком-то смысле… Её зовут Лори Макгрегор. Домик её и амбар пустовали, когда она явилась в наши края неизвестно откуда. Она ткачиха. Может быть, она – одна из парок, разлучённая со своими сестрами… Макдьюи сердито фыркнул:

– Вот ты с ней и говори. Психопаты часто слушают священников.

Педди вздохнул и покачал головой.

– Я думал, ты поймешь. Я не хочу её трогать, не хочу ей мешать. Её пути – не наши пути. Она служит беспомощным и беззащитным. Таких, как она, зовут блаженными. Их немного осталось на земле.

Больше вынести Макдьюи не мог.

– Психи они, твои блаженные! – крикнул он. – Ладно, пойду сам. Скажу ей, чтобы не совалась в чужое дело.

Энгус Педди сидел на краешке стула, гладил Цесси и думал. Наконец он осторожно опустил её на пол, встал, взял склянку, надел шляпу, не отрывая серьёзных глаз от Эндрью Макдьюи.

– Что ж, – сказал он. – Иди. Только, Эндрью, я бы на твоём месте поостерёгся. Тебя там ждёт большая опасность.

– Ещё чего! – взорвался ветеринар. – Ты что, сам спятил?

– Ты не сердись, – начал отец Энгус, – когда я поминаю Бога. Профессия у меня такая. Я же не сержусь, когда ты говоришь о прививках.

Макдьюи не ответил.

– Мне кажется, Лори очень близка к Богу. Она служит Ему и славит Его всей своей жизнью.

– В чём же тут опасность? Мне-то что?

Священник взял на руки собачку.

– Смотри, – сказал он, – как бы ты сам Его не полюбил.

На пороге он обернулся и добавил:

– В двери к ней не стучись, она не откроет. Там у неё на дереве висит колокольчик. Колокол Милосердия. В него даже звери звонят.

– Ну знаешь!.. – возмутился Макдьюи. – На чёрта мне…

– Кому-кому, – сказал отец Энгус, – а тебе милосердие нужно.

И мягко закрыл за собой дверь.

14

Я, богиня Баст, прозванная Талифой, помню день, когда к нам пришёл Рыжебородый.

Он ещё до того явился мне во сне, ибо у нас, богинь, – дар ясновидения. И я закричала, не просыпаясь: «Смерть и гибель котоубийце! Красным огнём пылают его волосы, красная кровь – на его руках, и ему не уйти от мщения. В книге мёртвых написано, что убивший одну из нас обречён».

Он был так страшен и могуч, что даже я, богиня, проснулась от ужаса. Я лежала у очага, и затухающий огонь был красен словно кровь. Услышав мой крик, Лори спросила погромче:

– Талифа, что тебе приснилось? – пришла, взяла меня на руки и гладила, приговаривая: – Не бойся ничего, я тут!

Но я знала, что от судьбы не уйти и я скоро увижу наяву рыжебородое чудовище. Так и случилось, я увидела его на следующий день.

Недалеко от нашего дома стоит огромный дуб, а на нижней его ветке, как я говорила, висит Колокол Милосердия. Чтобы Лори вышла из дому, надо дёрнуть за верёвку, свисающую до самой земли. За неё дергали и люди, приносившие к нам зверей, и сами звери.

Вы удивляетесь, а я – ничуть. В моё время никто бы не удивился, ибо звери полевые, птицы небесные, люди и боги жили тогда одной семьёй, помогали друг другу и совместно владели сокровищами ведовства.

В то утро зазвонил колокол, и все мы выбежали посмотреть, кто к нам пришёл. Лори встала в дверях, прикрывая глаза от солнца, и мы увидели раненого барсука.

На задней его лапе болтался капкан. Им он и задел два раза за кончик верёвки, лежавшей прямо на земле. Тут ничего странного не было. Странно было то, что у барсука торчала из плеча кость, была почти оторвана лапа, а он дотащился до моего храма и моей жрицы.

Мы, кошки, разумно сели в отдалении, чтобы он на нас не бросился. На губах у него белела пена. Собаки забеспокоились, они ведь склонны к истерии, и чуть сами не кинулись на него, что не так уж и глупо, всё равно ему умирать.

Но Лори сказала:

– Тихо! Не трогайте его!

Она подошла к барсуку, посмотрела на него (я так и видела прозорливым оком, как его зубы вонзятся в её руку), и опустилась на колени. Я еле успела пустить чары и на неё, и на него.

Лори осторожно отцепила капкан, взяла барсука на руки и что-то стала ему шептать. Он сразу успокоился. Голова его упала на бок, но глаза не закрылись, и все мы видели желтоватые белки, обращённые к Лори. Она встала, понесла его в нашу лечебницу, и мы пошли за ней.

Лечебница наша – в каменном амбаре. Я села в дверях и глядела, как моя жрица одной рукой подстилает чистую скатерть, кладёт барсука на стол, достаёт губку, миску, травки и идёт к плите ставить воду.

Когда она вернулась и поддела ладонью голову барсука, он издал самый жалобный звук, какой я только в жизни слышала. Когда сильный, большой зверь пищит, как мышка, у меня просто сердце разрывается.