Дженни Герхардт

— Отец выгнал Дженни из дому, — со слезами шепнула миссис Герхардт.

— За что? — изумился Басс.

— Я тебе скажу, за что, — откликнулся по-немецки Герхардт. — За то, что она потаскушка, вот за что. Дошла до того, что ее совратил человек на тридцать лет старше ее, который ей в отцы годился. Пускай теперь выпутывается как знает. И чтоб духу ее здесь не было!

Басс огляделся, дети широко раскрыли глаза. Все, даже самые маленькие, чувствовали, что случилось что-то ужасное. Но один только Басс понял, в чем дело.

— Чего ради ты гонишь ее на ночь глядя? — спросил он. — Сейчас не время девушке быть на улице. Разве нельзя подождать до утра?

— Нет, — сказал Герхардт.

— Напрасно ты это, — вставила мать.

— Пускай уходит сейчас же, сказал Герхардт, — и чтоб больше я об этом не слышал.

— Куда же она пойдет? — допытывался Басс.

— Не знаю, — беспомощно сказала миссис Герхардт.

Басс еще раз оглядел все, но ни слова не сказал: немного погодя мать воспользовалась минутой, когда Герхардт отвернулся, и глазами указала на дверь.

«Иди в комнату», — означал ее взгляд.

Басс вышел, а затем и миссис Герхардт осмелилась отложить работу и последовать за сыном. Дети посидели еще немного в кухне, потом один за другим и они ускользнули, оставив отца в одиночестве. Когда, по его мнению, прошло достаточно времени, он тоже поднялся.

Тем временем мать поспешно давала дочери необходимые наставления.

Пусть Дженни поселится где-нибудь в скромных меблированных комнатах и сообщит свой адрес. Басс сейчас не выйдет вместе с нею, но пускай она отойдет в сторону и подождет его на улице — он ее проводит. Когда отец будет на работе, мать навестит ее, или пусть Дженни придет домой. Все остальное можно отложить до следующей встречи.

Не успели они договориться, как в комнату вошел Герхардт.

— Уйдет она или нет? — резко спросил он.

— Сейчас, — ответила миссис Герхардт, и в голосе ее в первый и единственный раз прозвучал вызов.

— Что за спешка? — сказал Басс.

Но отец так грозно нахмурился, что он не решился больше возражать.

Вошла Дженни в своем единственном хорошем платье, с корзинкой в руках. Глаза ее смотрели испуганно, ибо она понимала, что ее ждет суровое испытание. Но теперь она стала взрослой женщиной. Она обрела силу в любви, опору — в терпении и познала великую сладость жертвы. Молча она поцеловала мать, слезы катились по ее щекам. Потом она повернулась и вышла навстречу новой жизни, и дверь закрылась за нею.

Глава X

В мире, куда в такую трудную для нее пору была брошена Дженни, добродетель всегда, с незапамятных времен, тщетно отстаивала свое право на существование; ибо добродетель — это способность желать людям добра и делать им добро. Добродетель — это великодушие, с радостью готовое служить всем и каждому, но общество не слишком дорожит этим качеством. Оцените себя дешево — вами станут пренебрегать, станут топтать вас ногами. Цените себя высоко, хотя бы и не по заслугам — и вас будут уважать. Общество в целом на редкость плохо разбирается в людях. Единственный его критерий — «что скажут другие». Единственное его мерило — чувство самосохранения. Сохранил ли такой-то свое состояние? Сохранил ли такой-то свою чистоту? Как видно, лишь очень редкие люди способны порою высказать самостоятельное суждение.

Дженни и не пыталась ценить себя высоко. У нее была врожденная склонность к самопожертвованию. Вовсе не просто было бы привить ей житейское себялюбие, которое помогает уберечься от зла.

В минуты высшего напряжения всего заметней растет человек. Он ощущает мощный прилив сил и способностей. Мы еще дорожим, еще опасаемся сделать неверный шаг, но мы растем. Нами руководят вспышки вдохновения. Природа никого не отвергает. Если среда или общество от нас отворачиваются, мы все же остаемся в содружестве со всем сущим. Природа великодушна. Ветер и звезды — твои друзья. Будь только добр и чуток — и ты постигнешь эту великую истину; быть может, она дойдет до тебя не в сложившихся формулах, но в ощущении радости и покоя, которое в конечном счете и составляет суть познания. В покое обретешь мудрость.

Едва Дженни отошла от двери, ее нагнал Басс.

— Дай-ка мне корзинку, — сказал он и, видя, что она от волнения не может выговорить ни слова, прибавил: — Я, кажется, знаю, где найти тебе комнату.

Он повел ее в южную часть города, где их никто не знал, к одной старухе, недавно купившей в рассрочку стенные часы в магазине, в котором Басс теперь работал. Он знал, что она нуждается в деньгах и хочет сдать комнату.

— Ваша комната еще свободна? — спросил он эту женщину.

— Да, — ответила она, разглядывая Дженни.

— Может быть, вы сдадите ее моей сестре? Мы переезжаем в другой город, а она пока не может ехать.

Старуха согласилась, и скоро Дженни обрела временное пристанище.

— Ты не расстраивайся, — сказал Басс, искренне огорченный за сестру. — Все утрясется. И мама сказала, чтоб ты не расстраивалась. Приходи завтра домой, когда отец уйдет на работу.

Дженни обещала прийти; Басс сказал ей еще несколько ободряющих слов, договорился со старухой, что Дженни будет столоваться у нее, и распрощался.