Дженни

Джордж стряхнул с себя ботинки, показывая, что представление закончилось насовсем. Он не мог заставить себя сказать ни слова. Он сидел боком и смотрел на свои босые ноги, лежащие на руле. Ступни были узкими, костлявыми и синими.

Толпа устремилась прочь — день начался очень грустно. Мы с Салли Харрисом стояли около грузовика, ожидая, пока Джордж отнимет руки от лица. Салли убивался о потерянных покупателях.

Джордж пробормотал что-то, чего мы не расслышали.

— Что такое? — спросил Салли.

— Если кто-то просит тебя приехать таким вот образом, — сказал Джордж, — лучше ведь приехать?

— Если… если она — твоя бывшая жена, если ты бросил ее двадцать лет назад, — сказал Салли, — как вышло, что из-за нее у тебя все идет кувырком — перед моими покупателями, у моего магазина?

Джордж не ответил.

— Если вам нужен поезд, или билет на самолет, или машина, — сказал я Джорджу, — я их достану.

— Покинуть грузовик? — сказал Джордж. Он сказал это так, как будто я сморозил глупость. — Сынок, там внутри оборудования на четверть миллиона долларов, — сказал он и покачал головой. — Оставить столько ценного оборудования, чтобы кто-то… — Фраза оборвалась. Я понял, что нет смысла спорить с ним, потому что его волновало нечто другое. Грузовик был его домом, а Дженни и ее мозги были его смыслом жизни, поэтому сама мысль о том, чтобы после всех этих лет куда-то ехать без нее, пугала его до смерти.

— Я поеду в грузовике, — сказал он. — Так будет быстрее. — Он быстро выбрался из кабины, чтобы никто не сказал, что грузовики не относятся к скоростным средствам передвижения. — Поезжайте со мной, — сказал он, — и мы поедем прямо туда.

Я позвонил в офис, где мне сказали, что я не только мог поехать с Дженни и Джорджем, но и должен был это сделать. Мне сказали, что, после Дженни, Джордж был самым ценным работником компании, и я должен был сделать все, что было в моих силах, чтобы помочь ему в эту трудную минуту.

Когда я повесил трубку, Джордж позвонил куда-то еще. Он надел кроссовки и выпустил из рук волшебные ботинки. Салли Харрис поднял их и заглянул внутрь.

— Боже, — сказал мне Салли, — это похоже на аккордеон. — Он просунул в ботинок руку и держал ее там целую минуту, прежде чем собраться с духом и нажать на кнопку:

— Уф, — сказала Дженни. Ее голос был лишен выражения.

Салли нажал на другую кнопку:

— Фу, — сказала Дженни.

Он нажал на другую кнопку — Дженни улыбнулась, как Мона Лиза.

Салли нажал сразу на несколько кнопок:

— Блаолоы, — сказала Дженни. — Бамоаушш. Шу, — сказала она. Она сделала каменное лицо и высунула язык.

Смелость Салли кончилась. Он поставил ботинки около грузовика, как ставят тапочки у кровати.

— Знаешь, — сказал он, — эти люди сюда не вернутся. После этого представления они будут думать, что у нас здесь что-то вроде морга. Я благодарю бога только за одно.

— За что? — спросил я.

— Они хотя бы не узнали, чье лицо и голос у холодильника.

— Чьи? — спросил я.

— Ты не знал? — спросил Салли. — Черт возьми, он сделал слепок с ее лица и наложил его на Дженни. Потом он заставил ее записать все звуки английского языка. Все звуки, которые издает Дженни, сначала издала она.

— Кто? — спросил я.

— Нэнси, или как ее там, — сказал Салли. — Он сделал это сразу после медового месяца. С той дамой, которая теперь умирает.

Мы проехали семьсот миль за шестнадцать часов, и я не думаю, чтобы Джордж за это время сказал мне хотя бы десять слов. Да, он говорил, но не со мной. Это было во сне, и я думаю, что он говорил с Дженни. Он бормотал что-то нечленораздельное, посапывая рядом со мной, а потом его пальцы бегали в кроссовках, приказывая Дженни дать ему ответ, который ему был нужен.

Но на нем не было волшебных ботинок, поэтому Дженни ничего не делала. Она была привязана к стене где-то в потемках в задней части грузовика. Джордж не очень-то о ней волновался, пока до места нашего назначения не остался час. Потом он забегал, как гончая. Каждые десять минут ему казалось, что Дженни отвязалась и билась о свои мозги. Нам приходилось съезжать на обочину, останавливаться, идти назад и проверять, что все в порядке.

Вы говорите о простой жизни — внутренности выглядели как монашеская келья на маяке. Половая доска могла бы посоперничать с койкой Джорджа в ширине и гибкости. Все, что здесь предназначалось для Джорджа, было дешевым и неудобным. Сначала я гадал, где же пряталась упомянутая им четверть миллиона. Но с каждым разом, когда он освещал зажигалкой мозги Дженни, я восхищался все сильнее. Эти мозги были самой удивительной, сложной и красивой электронной системой, которую я когда-либо видел. Когда речь шла о Дженни, деньги ничего не значили.

Когда взошло солнце, мы свернули с шоссе и запрыгали по колдобинам в родной город «Центра бытовой техники». Это был город, где начал свою карьеру я, где начал свою карьеру он, куда он много лет назад привез свою невесту.

Джордж был за рулем. Тряска разбудила меня и что-то сломала в нем. Ему вдруг понадобилось поговорить. Он сработал, как будильник: