Джен

Но она никого ни о чем не попросила и оставалась моим супервайзером. Как и прежде, мы обсуждали с ней пациентов, спорили, беседовали об искусстве. Словом, внешне мало что изменилось. Но между нами возникла некая тайна, которую мы, как два заговорщика, теперь скрывали ото всех.

………………………………………………………………………………

Однажды Джен спросила, не могу ли я подвезти ее во время ланча в ателье, где ей нужно срочно забрать какую-то одежду.

Машина, что называется, была подана, и вскоре мы мчались по бруклинским улицам в район Бей Ридж.

Джен скрылась в дверях ателье. А я, отодвинув подальше от руля кресло водителя и откинув спинку, устроился поудобней и приготовился к ее длительному отсутствию. Достал мобильник, чтобы почитать «Фейсбук».

К моему удивлению, минут через десять Джен вышла с пакетами в руках.

– Я же обещала, что быстро справлюсь, – сказала она, кладя пакеты на заднее сиденье. – Поехали обратно.

Но возвращаться прямиком в госпиталь было бы с моей стороны непростительной ошибкой, если не глупостью. Тем более в такой теплый и солнечный февральский день.

Ничего не сказав, я направил машину к набережной, которая находилась от этого ателье совсем близко.

Полюбил я тот уголок: широкий пирс, вдающийся в Гудзон метров на сто от берега, место для променада и рыбной ловли. С пирса открывается живописный вид, запечатленный на многих рекламных открытках и буклетах Нью-Йорка. Река здесь разбегается по устьям, окаймляющим остров Статен-Айленд, берег Нью-Джерси и Манхэттен с его небоскребами.

Простор, широкий горизонт. И ползут, надвигаются откуда-то гонимые ветром тучи. А под мостом Верразано, едва не задевая перекрытие, проходят гигантские лайнеры: одни – швартоваться в порт, другие – из порта, в океан…

Приехав на место, я предложил Джен выйти из машины и полюбоваться видами.

Мы неспешно прогуливались по бетонному пирсу, огороженному по краям невысоким железным забором. Рыбаки забрасывали в воду спиннинги. Возле них на газетах и целлофановых пакетах лежали кусочки порезанной рыбы и крабы с расколотыми панцирями, которых использовали для наживки.

Мальчуган лет пяти, в красной курточке, отойдя от мамы, сел на корточки и внимательнейшим образом изучал только что пойманную рыбаком сельдь. Рыба прыгала на бетоне, и ее морда от пораненных крючком губ быстро покрывалась кровью.

– Она дышит! Она раскрывает жабры! – изумлялся ребенок, касаясь рыбы пальчиком.

– Ты когда вырастешь, тоже станешь рыбаком? Или капитаном корабля? – слащавым голоском спросила Джен, наклонившись к ребенку.

– Мисс, вы мне мешаете, – ответил мальчуган серьезным голосом. – Вы что, не видите, что я занят рыбой?

– Что-о?! – протянула Джен и рассмеялась.

И мне вдруг захотелось вот так стоять когда-нибудь на пирсе, чтобы летали над водой беспокойные чайки и чтобы неслись тучи, а из порта уходили в океан лайнеры. И чтобы мой сынишка сидел рядом на корточках, изучая жирную сельдь, трогал ее раскрытые жабры, ее окровавленный рот, смотрел, как она прыгает на бетоне, сверкая чешуей…

На миг я словно увидел эту картину. Как свое будущее: и сына своего увидел, и Джен, и себя с ними.

– А-а! – вдруг воскликнула Джен, резко взмахнув рукой.

Она смотрела за перила, куда только что улетела ее красная шапочка, сорванная с ее головы порывом ветра.

Шапочка качалась на волнах, ее слегка перебрасывало в направлении берега, но она быстро тяжелела, напитываясь водой.

– Вот так. Осталась фея без короны, – пошутила Джен, поправив растрепанные волосы.

– Подержи, – не раздумывая, я отдал Джен свою куртку, мобильник и портмоне.

Перелез через перила. Держась одной рукой за трубу, другую вытянул вперед, чтобы ухватить шапочку. Не дотянулся.

– А-а, черт с ним! – сев на край бетонного парапета, я опустил ноги и осторожно, как мог, спустился в воду.

Мои ноги быстро коснулись дна. Вода была не холодной для февраля. А главное, неглубокой – мне по пояс. Сделав несколько шагов в воде, я схватил уже почти скрывшуюся под водой красную шапочку и пошел назад. Взобрался обратно на пирс. Рубашка намокла по грудь, брюки и ботинки, понятно, были совершенно мокрые и тяжелые, словно из бетона.

Джен покраснела от смущения, принимая из моих рук свою мокрую шапочку, которая, надо сказать, сейчас имела вид половой тряпки.

Набросив мне на плечи мою куртку, Джен суетилась, словно медсестра, которая собирается оказать пострадавшему первую медицинскую помощь.

– Не переживай, все нормально, – бодро сказал я.

Мое заключение о том, что вода не холодная, было несколько преждевременным. В ногах, животе и паху быстро становилось холодно.

– Надо ехать домой, немедленно домой! – твердила Джен, когда мы с ней, покинув пирс, быстро шли к машине.

– Да, да, поехали домой, – я открыл дверцу, завел мотор и включил печку.

– Ты ведь можешь заболеть бронхитом или, не дай бог, воспалением легких. А все из-за твоей глупости! – она забрала с заднего сиденья свои пакеты с вещами.

– Разве ты не поедешь со мной? – спросил я.

Ее раздумье длилось несколько секунд.

– Нет. Ты езжай, а я себе вызову такси.