Джейн Сеймур. Королева во власти призраков

– И ты уклонялся? Помоги мне Бог. Если бы ты не был взрослым мужчиной, я бы задала тебе трепку! Бедная девочка.

У Эдварда хватило приличия повесить голову. Джейн, увидев глумливую усмешку на губах Томаса, сердито глянула на младшего братца.

– Ну так что же, супруг мой, вы не хотите отчитать своего сына? – обратилась леди Сеймур к сэру Джону.

– Не думаю, что я должен объяснять Эдварду, какому стыду и бесчестью подверг он свою жену и всю семью. Пусть живет один. Это достаточное наказание, – сказал отец и сердито поджал губы.

Башню Вулфхолла использовали редко, да и то в основном как хранилище. Это была реликвия прежних времен, через нее можно было перейти из одного крыла дома в другое. Однако дети любили играть в верхних покоях, прятались среди поломанной мебели и прочих ненужных вещей, покрытых пылью десятилетий, если не столетий.

На следующий день после отъезда Филлолов Джон куда-то пропал. Ребенок был живой, розовощекий и отличался тягой к приключениям. Все домашние были уверены, что он где-то спрятался. Отец Джеймс в нетерпении дожидался ученика, чтобы начать утренний урок. Но мальчик не был усидчивым. Кэтрин, Джейн и Марджери разошлись по дому, окликая сорванца по имени.

– Он наверняка в башне, – сказала мать.

– Крикните ему, что он будет наказан, если не явится сейчас же, – проворчал отец, усмехаясь при этом.

Сэр Джон обожал внука и восхищался его проделками.

Джейн проверила закуток под винтовой лестницей внизу башни, потом подобрала юбки и начала подниматься по ступеням, продолжая звать Джона. Правда, она знала, что постреленок не откликнется на зов. Девушка заглянула в комнату на втором этаже. Там стояли кровать, заваленная старыми тюфяками, и несколько древних сундуков. Под кроватью никого не оказалось, но внутри сундуков, вероятно, хватит места для маленького юркого мальчишки. Джейн открыла первый. Внутри обнаружилось несколько побитых молью меховых накидок, джеркин[2] и потертое бархатное платье с высокой талией и широким воротником, расшитым почерневшей от старости серебряной нитью. Но не Джон. В другом лежали старинные документы и свитки с записями обо всех делах поместья, в третьем – ломаные игрушки и домашние вещи, а в четвертом – снова одежда. У стены стоял старинный портрет – незнакомая женщина в высоком, как колокольня, головном уборе, какие носили лет семьдесят назад. Краска на полотне потрескалась и местами осыпалась. Джейн потянула картину на себя: вдруг за ней спрятался шалунишка Джон? Но нет, его там не оказалось. Зато в щели за отвалившейся от стены деревянной панелью лежал носовой платок. Джейн подняла его. Весь в желтых пятнах, на ткани вышиты литера «К» и затейливый узор из узлов. Сразу ясно, чей он. Платок принадлежал Кэтрин.

На кровати лежала гора одеял и подголовников, накрытая старым, потертым покрывалом. Джейн отогнула его край, ожидая увидеть Джона, свернувшегося калачиком среди тряпья. А потом сняла всю эту кучу с кровати, чтобы удостовериться, что мальчика там нет, и заметила на матрасе пятна, похожие на те, что были на платке. Джейн с отвращением отбросила платок в сторону, догадавшись о происхождении следов. Может быть, Кэтрин тоже совершала измены? Она определенно была здесь, но не с Эдвардом. Джейн начала перебирать в голове возможные варианты.

И тут услышала шум над головой. Джон! Бросившись наверх, чтобы поймать сорванца, она решила про себя пока ничего никому не говорить.

«Не злословьте», – учило Писание. А мудрая мать любила повторять: «Слово – не воробей, вылетит – не поймаешь».

Сэр Джон находился в Солсбери на заседании суда, и в доме с трудом установился мир, но через два дня относительного покоя Кэтрин получила письмо, доставленное слугой ее отца. Джейн, только недавно проснувшаяся, узнала ливрею. Она стояла на крыльце дома рядом с Кэтрин и ждала, пока та взломает печать и развернет бумагу. Прочтя послание, Кэтрин ахнула и с плачем повалилась на колени.

– Что случилось? – спросила Джейн, опускаясь рядом и обнимая невестку.

У них за спинами послышались шаги.

Кэтрин в ответ только беззвучно шевелила губами. Появился Эдвард, а за ним – мать, Марджери и дети.

– Дайте мне бумагу! – потребовал муж, забирая у жены письмо. Пробегая его глазами, Эдвард мрачнел. – Клянусь, он за это ответит!

– Что там? – спросила Джейн.

– Скажи нам! – крикнула мать.

– Он пишет, что изменил завещание и по разным причинам и соображениям распорядился, чтобы ни Кэтрин, ни ее отпрыски, ни я сам ни при каких условиях не получили ни пяди из его владений. Все, что он оставляет ей, – это сорок фунтов в год, если она согласится вести праведную жизнь в какой-нибудь монашеской обители. – Кэтрин разразилась слезами, Эдвард отшатнулся от нее. – Это возмутительно! Я заставлю его отменить это завещание! Никто не лишит меня того, что принадлежит мне по праву.