Джейн Эйр

– Пора вернуть вам человеческий облик, – сказала я, перебирая длинные, густые пряди его отросших волос, – а то, я вижу, вы испытали чудесное превращение – вас обратили в льва или какое-то другое хищное животное. Здесь, среди этих первобытных лесов, вы напоминаете мне Навуходоносора, ваши волосы похожи на перья орла; я не обратила внимания – может быть, и ногти отросли у вас, как птичьи когти?

– На этой руке у меня нет ни пальцев, ни ногтей, – сказал он, вынимая из-за борта сюртука изувеченную руку и показывая ее. – Одна култышка. Ужасный вид! Не правда ли, Джейн?

– Мне больно ее видеть, и больно видеть ваши глаза и следы ожога у вас на лбу; но хуже всего то, что рискуешь горячо привязаться к вам, хотя бы из-за одного этого, а это окончательно вас избалует.

– Я думал, вы почувствуете отвращение, увидав эту руку и шрамы на лице.

– Вы думали? Не смейте мне этого говорить, не то я буду о вас дурного мнения. Теперь я на минутку вас покину; надо, чтобы здесь почистили камин и хорошенько протопили. Вы различаете яркий огонь?

– Да, правым глазом я вижу свет – в виде красноватого пятна.

– А свечи?

– Очень смутно, как в светлом облаке.

– А меня вы видите?

– Нет, моя фея; но я безмерно счастлив уже тем, что слышу и чувствую вас.

– Когда вы ужинаете?

– Я никогда не ужинаю.

– Но сегодня вы должны поужинать. Я голодна и уверена, что вы тоже голодны, но забываете об этом.

Я позвала Мери, и вскоре комната приняла более уютный вид; мы приготовили мистеру Рочестеру вкусный ужин. Я была в радостном настроении и весело и непринужденно беседовала с ним далеко за полночь. Мне не надо было обуздывать себя, сдерживать при нем свою природную веселость и живость, с ним я чувствовала себя необыкновенно легко и просто, так как знала, что нравлюсь ему; все, что я говорила, казалось, утешало его и возвращало к жизни. Отрадное сознание! Оно как бы пробудило к свету и радости все мое существо: в присутствии мистера Рочестера я жила всей напряженной полнотою жизни, так же и он – в моем. Несмотря на слепоту, улыбка озаряла его лицо; на нем вспыхивал отблеск счастья, его черты как бы смягчились и потеплели.

После ужина он без конца расспрашивал меня, где я жила, чем занималась и как его разыскала; но я лишь кратко отвечала ему; было слишком поздно, чтобы в этот же вечер рассказывать подробно. Кроме того, я боялась случайно затронуть в его сердце чувствительную струну, коснуться свежей раны; моей главной целью было сейчас ободрить его. Мне это удавалось, но он был весел лишь минутами. Едва разговор на мгновение прерывался, он начинал тревожиться, протягивал руку, прикасался ко мне и говорил: «Джейн!»

– Вы человеческое существо, Джейн? Вы уверены в этом?

– Совершенно уверена, мистер Рочестер.

– Но как же вы могли в этот темный и тоскливый вечер так внезапно очутиться у моего одинокого очага? Я протянул руку, чтобы взять стакан воды у служанки, а мне его подали вы; я задал вопрос, ожидая, что ответит жена Джона, – и вдруг услышал ваш голос.

– Потому что вместо Мери вошла я с подносом.

– Сколько волшебного очарования в этих часах, которые я провожу с вами! Никто не знает, какое мрачное, угрюмое, безнадежное существование я влачил здесь долгие месяцы, ничего не делая, ничего не ожидая, путая день с ночью, ощущая лишь холод, когда у меня погасал камин, и голод, когда я забывал поесть; и потом безысходная печаль, а по временам – исступленное желание снова встретить мою Джейн. Да, я более желал вернуть ее, чем мое потерянное зрение. Неужели же правда, что Джейн со мной и говорит, что любит меня? Может быть, она уедет так же внезапно, как приехала? А вдруг завтра я ее больше не увижу?

Я была уверена, что его лучше всего отвлечет от тревожных мыслей самое простое замечание на житейскую тему. Проведя рукой по его бровям, я обнаружила, что они опалены, и сказала, что надо применить какое-нибудь средство, чтобы они отросли и стали такими же широкими и черными, как прежде.

– Зачем делать мне добро, благодетельный дух, когда в некое роковое мгновение вы снова меня покинете, исчезнув, как тень, неведомо куда и скрывшись от меня навеки?

– Есть у вас с собой карманный гребень?

– Зачем, Джейн?

– Да чтобы расчесать эту косматую черную гриву. На вас прямо страшно смотреть вблизи. Вы говорите, что я фея; но, по-моему, вы больше смахиваете на лешего.

– Я безобразен, Джейн?

– Ужасно, сэр, и всегда таким были, сами знаете.

– Гм! Где бы вы ни жили это время, вы, я вижу, не утратили своего лукавства.

– А между тем я жила с отличными людьми, куда лучше вас, во сто раз лучше; вам и не снились их идеи и взгляды, они такие утонченные и возвышенные.

– С кем же, черт возьми, вы жили?

– Если вы будете так вертеться, я вырву у вас все волосы, и тогда, надеюсь, вы перестанете сомневаться в моей реальности.

– С кем же вы жили, Джейн?