— Как и нашим братом, — вскинулся Аттила. — Среди нас есть англичане, немцы, французы, русские, китайцы, евреи, португальцы, даже индоокеанцы…
— Словом, кто угодно, — перебил его Ганнибал, — при одном условии — ваш брат должен быть белым. Ха-ха-ха!
— И я тоже белый? — удивился Белгутай.
— А разве вы черный? — в свою очередь удивился легионер. — Как по мне — настоящий ариец Дальнего Востока! Но мы не о том говорим. Самое главное заключается в том, что вы — солдаты. Хорошие солдаты, насколько я могу судить. Поэтому вас встретят с распростертыми объятьями по ту сторону фронта.
— Вы предлагаете нам предательство? — ледяным тоном поинтересовался до сих пор молчавший полковник Маккорд, командир бронепоезда.
— Не надо громких слов, сэр, — равнодушно пожал плечами Ганнибал. — Я внимательно слушал вашего комиссара. Действительно, среди вас есть греки, немцы, китайцы, тамплиеры… только почему-то они сражаются за Драконию, а не за свои родные страны вроде Грифона, Ксанаду или Франкитая… Кто предал один раз, способен предать снова — тем более, что я предлагаю вам покинуть ряды борцов за фальшивую идею и сражаться за действительно правое дело.
— Когда я был маленький и глупый, — спокойно заговорил полковник Маккорд, и Ганнибал дернулся, как будто от удара, — я тоже думал, что родина — это нечто, нарисованное на карте. Потом я повзрослел, поумнел и кое-что понял. Родина — это не страна, не государство, не королева и парламент; и тем более не красивая картинка в атласе, заключенная в толстую красную линию. Родина — это прежде всего люди. Люди, а не толстая красная линия или бесплатная больница в рабочем квартале, где ты появился на свет. Иногда эти люди — твой народ; иногда — твоя семья, твои друзья, твои боевые товарищи. Я _своих_людей_ никогда не предавал. Не собираюсь предавать и впредь. И довольно об этом. Приятного аппетита, коллеги.
«Издевается?» — подумал Хеллборн. Куски остывшего бегемотного мяса против его бедного горла…
Остаток ужина протекал в гробовом молчании.
— изо всех сил надрывался радиоприемник, внося некоторую сумятицу в левое ухо Джеймса Хеллборна. А ведь еще только пять часов утра по местному времени (пересекли треть континента и всего на час отклонились от Кейптаунского меридиана. Хоть какое-то разнообразие — впервые со дня Манильской бойни Хеллборн перемещался вдоль меридианов, а не параллелей).
«Сто банок пива на стене, — подумал Джеймс. — Мы выпили одну и осталось девяносто девять. Девяносто девять банок банок пива на стене. Мы выпили одну и осталось девяносто восемь. Девяносто восемь банок пива…»
Правое ухо тем временем прислушивалось к пафосным речам Аттилы Куна, обращенным к недостаточно подкованному бойцу:
— Как называется наш бронепоезд?