Джанки. Исповедь неисправимого наркомана

Я был не в том положении, когда мог заворачивать деньги. Прибыль, как таковая, отсутствовала. Каждый день мне надо было продать достаточно пакетиков, чтобы хватило на следующую четверть унции, и я никогда не укладывался больше, чем в несколько долларов сверху. Так что я брал от Ника любые деньги и не задавал никаких вопросов.

* * *

Как уже говорилось выше, мы торговали с Биллом Гейнзом, который шуровал по этим делам в верхней части города. Закончив в Виллидже, я встречался с ним в кафетерии на Восьмой Авеню. В его обойме было несколько хороших покупателей. Иззи, повар на буксирном судне в Нью-Йоркской гавани, наверное, самый лучший. Он входил в компанию Сто третьей улицы, отбыл срок за торговлю, и был известен как настоящий кремень, имевший к тому же постоянный заработок. Образцовый клиент.

Иногда вместе с Иззи появлялся его кореш Голди, который работал на той же посудине – худой парень с орлиным носом, предельно собранным лицом и родинками на каждой скуле. Среди остальных дружков Иззи выделялся бывший десантник по имени Мэтти – мощного сложения, красивый молодой человек с безжалостным лицом, безо всяких внешних признаков наркомана. Кроме того, Билл обслуживал ещё и двух блядей. Шлюхи, обычно, публика ненадёжная. Легавых тянет к ним магнитом, да к тому же большинство из них раскалывается как не хуя делать. Билл, впрочем, уверял, что именно с этими шлюхами дело обстоит в полном порядке.

Среди наших покупателей был и Старый Барт. Каждый день он брал по несколько пакетиков на комиссию. Его клиентов я не знал, да и не забивал себе этим голову, зная, что Барту вполне можно доверять. Если бы ему шили дело, единственное, на что могли рассчитывать агенты – это признание собственной вины. Да и какой смысл рассуждать – человек тридцать лет сидел на джанке и прекрасно знал, чем занимается.

Когда я пришёл в кафетерий, где забивалась стрелка, они уже сидели там за столиком – Билл, чью хрупкую фигуру облегало очередное чужое пальто и Старый Барт, выглядевший как заурядный неприметный оборванец, с задумчивым видом макавший пончик в кофе. Билл сообщил мне, что успел разобраться с Иззи и на сегодня можно уже сворачиваться. Я выдал Барту десять пакетиков на продажу и, взяв такси, отправился вместе с Биллом ко мне. Вмазавшись по приезде, пересчитали дневную выручку, отложив в сторону 90 долларов на следующую четверть унции.

После укола на лице Билла проступал легкий румянец, и он становился необычайно жеманным, даже кокетливым. Зрелище, доложу вам, самое отвратное. Помню, однажды он рассказал мне про педрилу, который до него домогался, предлагая за сеанс аж двадцать долларов. Билл отказал, холодно заметив: «За такие деньги ты и хорошую блядь снимешь, не то, что меня. Глядишь, и удовлетворишься». Изложив это, он ощупал свои костлявые бедра и пропищал: «Да, видел бы ты меня в неглиже. Я такая милашка…»

Одна из наиболее противных фишек Билла заключалась в наиподробнейшем отчёте о состоянии своего желудка.

– Так иногда хреново, – говорил он, – что суешь два пальца поглубже и блюешь до желчи. Блюешь, как детей рожаешь. Просто нестерпимая боль.

– Послушай, – прерывал я его излияния, – этот поставщик продолжает нас наебывать. Разбодяжив вчера последнюю партию, я получил только восемьдесят пакетиков.

– Да ладно, не слишком-то губу раскатывай. А вот, если бы я сейчас пошёл в больницу и мне там сделали хорошую клизму! Да ведь, гады, ничего не сделают, пока не пройдешь полное обследование… Чего я, по понятным причинам, сделать не смогу. А продержат там, по меньшей мере, сутки. Я говорил им: «Вы же вроде считаетесь больницей. Ну и вот, я пришёл к вам, больной, помогите, в конце концов. Почему бы просто, без лишних разговоров, не вызвать санитара и не вставить мне…

И тут его понесло… Когда люди начинают пиздить о своих желудочнокишечных заворотах и наворотах, они столь же маловосприимчивы и неумолимы, как и те процессы, которые они описывают.

* * *

В течение нескольких недель ничего не менялось. Постепенно, один за другим, на меня стали выходить знакомые Ника. Посредничество Ника, его право первой пробы с пакетика, всех их достало. Что за выводок! Нищие, педерасты, мелкое жулье, стукачи, бродяги, нерасположенные работать, неспособные воровать, почти всегда безденежные, вечно вымаливающие в кредит. И во всей этой кодле не найдется ни одного человека, который не спасует и не распустит язык, если в один прекрасный день некто расквасит ему губу и вкрадчиво пронизывающе спросит: «Где ты это достал?»