Дзержинский на фронтах Гражданской

Нельзя не отметить, что жестокость в России имела глубокие корни. «Будущий историк, – писал известный правовед профессор В.М. Гессен, – если он захочет объективно разобраться в бесконечно сложных событиях пережитой нами эпохи, если он захочет понять ту непримиримую ненависть, то безумное ожесточение масс, на почве которых создалась анархия кровавого террора, – этот историк, разумеется, вспомнит, что то поколение, на дела которого выпала тяжелая историческая задача обновления государственного уклада России, является больным, политически и морально развращенным поколением, – поколением, которое не видело иного государственного порядка, кроме порядка чрезвычайных, исключительных по своей жестокости полицейских мер, и лишь по книгам знает об общих законах Российской Империи…»74 К тому же в России отсутствовало уважение и к праву, и к закону. Совершенно верно отмечал на III съезде Советов СССР М.И. Калинин: «…Закон был законом, а жизнь шла у нас своим путем… Наши революционные законы, вообще говоря, суровы; им же соответствуют и суровые органы. А все это соответствует настоящему жестокому времени борьбы нового мира за право на свое существование и развитие»75.

После Февральской революции 1917 г., когда еще не было ВЧК, террор охватил страну. Все предреволюционные мотивированные эксцессы левых эсеров против царских чиновников, анархистов-безмотивников, лихих бомбистов и револьверщиков померкли после Февральской революции. Акты самосуда, оскорбления и насилия, убийства и расправы применялись не только к сотрудникам охранных отделений, полиции, жандармским офицерам, но и к сотням ни в чем не повинных морских офицеров, которых расстреливали на Балтике, в армии поднимали на штыки командиров полков. Почти половина помещичьих усадеб выгорела именно в 1917 г., а их хозяева физически истреблены или изгнаны с нажитых мест. Империалистическая война перевернула все представления о нравственности. За три года исчезло уважение к церкви и ее заветам. В образованном человеке, в любом чиновнике стали видеть обманщика, врага. Война стала повивальной бабкой не только революции, но и террора.

Отметим, что возможность превращения террора в систему беспокоила многих сторонников большевиков и они говорили об опасности развития событий, когда политика подавления не стала бы «общим правилом на длительное время». Об этом предупреждала Р. Люксембург еще в 1918 г. На это же обратил внимание Дзержинского народоволец Н. Морозов 11 августа 1921 г.: «…Весь вопрос для меня заключается лишь в том, как сохранить в полной ценности чисто гражданские приобретения революции и сможете ли Вы, сами же, благополучно привести в устойчивое равновесие слишком откачнувшийся влево маятник?» Но в последующем случилось то, что предвидел Морозов. Трагедия коснулась миллионов людей.

21 июля 1919 г. патриарх Тихон обратился к пастве с посланием, в котором, в частности, сказал: «Пролитая кровь всегда взывает к новой крови, и отмщение – к новому возмездию… Когда многие страдания, обиды и огорчения стали бы навевать вам жажду мщения, стали бы проталкивать и в твои, православная Русь, руками меч для кровавой расправы с теми, кого считала бы ты своим врагом, – отбрось далеко так, чтобы… никогда рука твоя не потянулась бы к этому мечу». Но машина, работавшая на полном ходу, подминала оставшиеся священные аксиомы, признанные юристами всего мира. Вслед за презумпцией невиновности под жернова отправилась первейшая заповедь законника: «Закон обратной силы не имеет».

В ВЧК пример в проведении красного террора подавали члены коллегии. Апологетом крайней репрессивной политики, ее идеолога и глашатая, последовательным сторонником усиления карательных функций выступил М.Я. Лацис. «ВЧК, – писал он, – самая грязная работа революции. Это – игра головами. При правильной работе полетят головы контрреволюционеров, но при неверном подходе к делу мы можем проиграть свои головы… Установившиеся обычаи войны, выраженные в разных конвенциях, по которым пленные не расстреливаются и прочее, все это только смешно: вырезать всех раненых в боях против тебя – вот закон Гражданской войны»76.

Взгляды Лациса на деятельность ЧК позднее изложены им же в книге «Чрезвычайные комиссии в борьбе с контрреволюцией»: «ЧК – это не следственная коллегия и не суд. […] Это – боевой орган партии будущего, партии коммунистической. Она уничтожает без суда или изолирует от общества, заключая в концлагерь. Мы всё время были чересчур мягки, великодушны к побеждённому врагу и недооценивали его жизнеспособность и подлость… В самом начале необходимо проявить крайнюю строгость, неумолимость, прямолинейность: что слов, что закона. Работа ВЧК должна распространяться на все те области общественной жизни, где вкоренилась контрреволюция, за военной жизнью, за продработой, за народным просвещением, за всеми положительно хозяйственными организациями, за санитарией, за пожарами, за народной связью и т.д. и т.д.»77.