Дзен в искусстве стрельбы из лука

Как бы там ни было, я, следуя указаниям мастера, прилежно и добросовестно тренировался, и все равно мои усилия были напрасны. Часто мне казалось, что раньше, когда я стрелял просто так, у меня получалось лучше. Прежде всего, теперь я заметил, что раскрываю правую кисть, начиная с пальцев, зажатых на большом, не без усилия. Результат — толчок и смазанный выстрел. И еще меньше я был в состоянии спружинить толчок внезапно освободившейся кисти. Мастер, не моргнув глазом, продемонстрировал правильный выстрел; не моргнув глазом, я попытался повторить его действия — с тем единственным результатом, что уверенности у меня стало еще меньше. Я напомнил себе сороконожку, которая разучилась двигаться, задумавшись над вопросом, в какой последовательности передвигать ноги.

Из-за моей неудачи мастер расстроился гораздо меньше, чем я сам. Неужели он по опыту знал, что все так и будет? «Не размышляйте о том, что делать, не думайте, как это осуществить! — сказал он мне. — Выстрел только тогда бывает гладким, когда он удивляет даже самого стрелка. Он должен происходить так, как будто тетива перерезает удерживающий ее большой палец. Не нужно распрямлять правую кисть специально!»

Последовали недели и месяцы бесплодных тренировок. Наблюдая за мастером, я постоянно видел, что такое правильный выстрел. У меня самого теперь не получался вообще ни один. Если я прекращал натягивать лук, напрасно ожидая выстрела (потому что процесс становился невыносимым), то мои кисти медленно сближались и, таким образом, не получалось вообще ничего. Если я сцепив зубы, сопротивлялся, пока хватало воздуха, то страшно выматывался, потому что приводил в действие мышцы рук. Я стоял неподвижно («Как статуя», — посмеивался мастер), но при этом весь напрягался, и пропадала свобода.

То ли все произошло случайно, то ли эту случайность организовал сам мастер, но однажды мы с ним встретились за чашкой чая. Я использовал представившуюся возможность для разговора и открыл ему свою душу.

«Я прекрасно понимаю, — сказал я, — что кисть нельзя раскрывать резко, иначе выстрел будет испорчен. Но что бы я ни делал, результат оказывается прямо противоположным. Если я сжимаю кисть как можно сильнее, то при ее раскрывании неизбежно начинается вибрация. Если же я стараюсь оставить кисть свободной, то тетива вырывается еще до полного натяжения, сама по себе, и все равно слишком рано. Таким образом, я испытываю два вида неудач, мечусь от одной к другой и не вижу выхода».

«Вы должны, — объяснил мастер, — держать натянутую стрелу так, как маленький ребенок держит протянутый ему палец. Он хватается так крепко, что мы не можем не удивляться силе маленького кулачка. А если он отпускает палец, то это происходит без малейшего толчка. Знаете почему? Потому что ребенок не думает, скажем, так: сейчас я отпущу палец, чтобы потрогать другие предметы. Абсолютно необдуманно и ненамеренно он переходит от одного действия к другому, и можно было бы сказать, что он играет с предметами, если бы не было справедливо и другое: предметы играют с ним».

«Возможно, я понимаю, что вы хотите сказать, — заметил я. — Но разве я не нахожусь в абсолютно другой ситуации? При натяжении лука наступает момент, когда я чувствую: если не выстрелю немедленно, больше не смогу удерживать тетиву. И что тогда происходит, причем само по себе? Одна-единственная вещь: мне становится нечем дышать. Значит, приходится самому осуществлять выстрел — что будет, то будет, — потому что больше ждать я не в состоянии».

«Вы замечательно описали, — ответил мастер, — свою проблему. Знаете, почему вы не можете ждать выстрела и почему начинаются трудности с дыханием, прежде чем этот выстрел происходит? Правильного выстрела в правильное время не получается, потому что вы не освобождаетесь от самого себя. Вы настроены не на осуществление, а на неудачу. Пока это так, вам не остается ничего другого, кроме как самому вызывать независящее от вас событие, и пока вы его вызываете, ваша кисть раскрывается неправильно — не так, как кисть ребенка, не так, как лопается кожура спелого плода».

Пришлось признаться мастеру, что это толкование запутало меня еще больше. «Потому что, в конце-то концов, — поделился я сомнениями, — я натягиваю тетиву и осуществляю выстрел, чтобы попасть в цель. Таким образом, мои действия — это средство для достижения цели. И эту взаимосвязь я не могу не учитывать. Ребенок об этом не знает, но я-то избавиться от этой мысли не в состоянии».

«Настоящее искусство, — произнес мастер, — не имеет ни цели, ни намерения. Чем упорнее вы будете учиться выпускать стрелу, чтобы как можно более точно попасть в цель, тем меньше будет у вас получаться первое и тем дальше будет уходить от вас второе. У вас слишком услужливая воля, это вам мешает. Вам кажется, что если вы чего-то не делаете, то этого и не произойдет».