Потребуют ли от нее объяснений учителя? Тем более что на ней еще лежал грешок за вчерашние пропуски. Если так пойдет и дальше, то и скатиться в учебе не мудрено, а последние два года очень важны. Кто еще сможет помочь матери с заработком в будущем, как не родная дочь?
Делайла, помрачневшая от невеселых мыслей, уныло поплелась к шкафчикам, чтобы выгрузить лишние учебники, но когда добралась до цели и открыла дверцу, в глаза сразу бросилась надпись: «Бертран вонючка».
– Очень мило, – только и выдохнула Делайла, процитировав свои мысли. – А еще оригинально.
– Тебе что, мало? – немного разочарованно спросил за ее спиной женский голос.
«Кто бы сомневался, что это твоя каллиграфия», – устало пробурчала Делайла про себя и медленно обернулась. Нерине смотрела на нее хмуро и недоуменно, чем в какой раз напомнила ей своим видом потерянную маленькую девочку.
Делайла содрогнулась. Ей что, действительно жаль Эсли?
– Мне-то достаточно, а вот у вас уже не хватает фантазии, – буркнула она, чувствуя, как страх вместо жалости потихоньку захватывает над ней власть. – Дай пройти.
Делайла и не ожидала, что ее так просто пропустят, но Нерине, похоже, сегодня находилась в хорошем расположении духа, поэтому не только отошла, но и скрылась за стеной. Вот так просто, без единого колкого замечания или попытки толкнуть давнюю неприятельницу со всей силы.
Делайла, воспользовавшись благоприятным исходом ситуации, не стала понапрасну терять время и продолжила выгружать свои вещи.
Она не заметила, как из одного учебника выпала фотография.
* * *
Нерине в последний раз выглянула из-за угла.
Ушла. Теперь Делайла Бертран поплатится за вчерашнее. И вообще, этого Дефенса тоже неплохо бы на место поставить. Будет знать, как перечить ей и угрожать. Еще не хватало, чтобы всякие мальчишки вмешивались в ее дела, которые, будучи незавершенными, совсем сведут Нерине с ума. Бертран неотступно преграждала ей путь, и, похоже, даже не осознавала, что ее существование стоит Эсли поперек горла, чем не могла не раздражать только сильнее.
«Чертова святоша!» – думала о ней Нерине каждый раз, и все ее внутренности сводило, как от боли. Наверное, если бы она была такой же сильной, как ее брат, то непременно первым делом убила бы Бертран и почувствовала неимоверное облегчение, но пока все, на что хватало сил – лишь отравлять жизнь. Любыми способами.
Поэтому Нерине не собиралась вот так уходить, ничего напоследок не сказав и не сделав, иначе вся ее борьба потеряла бы смысл. Ее существо умоляло об отмщении, о победе в этой странной войне, которая разгорелась с самой первой их встречи, и от которой в крови закипал безудержный и ничем необъяснимый гнев. И хотя иногда Нерине не понимала, что ей движет, и почему порой так хочется упиться страданиями Бертран, она гнала прочь мысли о примирении и снова строила планы по уничтожению проблем. Главное, чтобы Бертран тоже сражалась и ненавидела ее, а вместо этого – Нерине готова была поклясться – она только смотрела на нее с сожалением и… пониманием?
Эсли задрожала от ярости и бешенства. Никто не смеет ее жалеть!
– Сломайте этот чертов шкафчик, – резко бросила она и обхватила себя руками, словно успокаивая.
А чтобы ее обескураженный взгляд не заметили, она опустила глаза в пол и внезапно увидела фотографию, на которой был изображен мужчина на фоне машины. Такой улыбчивый, радостный. Нерине сощурилась. До прихода Бертран никаких фото в коридоре не валялось, и очутилось оно здесь явно после того, как эта идиотка заявилась. Что, неужели ее отец? Да, сегодняшний день обещал быть интересным.
– Нерине, что там у тебя? – спросила одна из ее приближенных.
– Не твое дело. Оставьте шкаф в покое, у меня есть идея получше.
Подруги надули губы, нахмурились, но выслушали то, что говорила им со счастливым лицом Эсли, хоть особо вникать и не спешили. В конце концов, если уж Нерине бралась за издевки над кем-нибудь, это было просто весело и безо всяких объяснений.
Весь класс также поднялся на уши, стоило только Эсли появиться в проходе, а как фотография и ее история вылезли на свет – все девчонки чуть ли не сбили Нерине с ног. Она снова находилась в центре внимания, но не того, которого она жаждала. Аавилл Стоунер, как ни в чем не бывало, продолжал беседовать с Орлеаном, кажется, не замечая Нерине, к ее ужасной ярости и недовольству.
Шум и гам, смех и разговоры не стихали, а только набирали громкость и, наконец, начинали действовать парням на нервы. Кто-то уже не сдерживал себя и пытался заткнуть неугомонных одноклассниц, но тут же натыкался на острый и холодный взгляд виновницы торжества, ведь именно взрыва терпения она и добивалась.